Истребленные маршалы - [22]
18 августа Блюхер отбыл в Москву, где 31-го числа был снят с должности на заседании Главного Военного Совета. 1 сентября он прислал телеграмму: «Хабаровск больше не вернусь. Срочно собирайтесь всей семьей в Москву. Со здоровьем очень плохо. Привет Павлу. Вася». Фраза о здоровье намекала не только о болезненном состоянии маршала, но и о шаткости его положения. Василий Константинович давал понять, что угроза ареста остается вполне реальной.
Дело приближалось к развязке. Глафира Лукинична вспоминала: «15 или 16 сентября мы приехали к нему. Он рассказывал: «Было Политбюро, был Главный Хозяин. Тон задавал нарком. Подвергли несправедливой критике за Хасан. Когда дали слово оправдаться, я отказался: «Зачем?»
Тогда же у него состоялся разговор со Сталиным в присутствии Поскребышева. Речь зашла о какой-то карте, с содержанием которой Василий Константинович не соглашался. Тогда Сталин сказал Поскребышеву: «Пусть поправки внесет Блюхер». Муж понял это правильно. Как отвлекающий маневр хищника, собирающегося наброситься на жертву. Одновременно всячески усыпляли его бдительность, старались развеять даже малейшие подозрения. Это был их метод. Почему Ворошилов, высказывавший в последнее время явную неприязнь к мужу, тем не менее настойчиво предлагал, чтобы мы всей семьей заняли его персональную дачу на юге «Бочаров ручей» (ныне это резиденция российского Президента. — Б. С.)? Пока, мол, ты, Василий Константинович, отдохнешь и наберешься сил, мы тут подыщем тебе должность, которая бы соответствовала бы твоему маршальскому званию.
Пришлось подчиниться. Там, под Сочи, Блюхер был уже окончательно прозревшим и весь ушел в себя.
Утром 22 октября он зашел к детям, поиграл с маленьким Василином (после ареста отца и матери младенца отдали в детдом, где его следы затерялись. — Б. С). Я, видя, как плохо он выглядит, предложила ему прилечь снова, а сама принялась кормить малыша. Вдруг громко стукнула входная дверь, и я увидела, как четверо верзил в темных костюмах ворвались в дом, направившись прямо в комнату, где отдыхал муж. Наш личный охранник Лемешко хотел преградить мне дорогу. Но я так посмотрела на него, что он отступил. Когда вбежала в комнату, Василий Константинович уже сидел на постели, а ищейки из НКВД остервенело трясли его одежду. Увидев меня, двое схватили за руки и вывели.
Все произошло очень быстро. Меня усадили в одну машину, потом вывели и затолкали в другую Василия Константиновича — он был уже в рубашке и бриджах. Вместе с ним схватили его младшего брата Павла, который в то время отдыхал вместе с нами. Сразу же наш «кортеж» отправился в сторону вокзала. Там в тупике уже стоял приготовленный для нас вагон, где мы были размещены по разным купе. Это были последние мгновения, когда я видела Василия Константиновича. Все двое суток, что мы ехали до Москвы, с нас не спускали глаз, и я слышала только тяжелый кашель мужа. Как их выводили из вагона на московском вокзале, не видела. А меня сразу увезли на Лубянку». В 1956 году, когда решался вопрос о реабилитации Блюхера, ей сообщили в Комитете Партийного Контроля, что в Москве Василия Константиновича увезли в Лефортовскую тюрьму, славившуюся своими мастерами заплечных дел. Именно там, а также в Сухановской спецпорьме НКВД и проходили в основном пытки и избиения подследственных, которых истязаниями заставляли признаться в самых страшных преступлениях.
Писателю Владимиру Карпову Глафира Лукинична о последних днях Блюхера рассказала несколько подробнее: «Когда он вернулся из района боев, был очень мрачен (и было с чего. — Б.С.). Настроение у него было подавленное. Иногда говорил: «Все предали, все продали». В каких-то своих размышлениях имел в виду продолжавшиеся тогда аресты и поведение Мехлиса. Он мне рассказывал, что Мехлис вмешивался в его распоряжения, давал команды, которые могли повредить боевым действиям, а он отменял эти команды, чем еще больше обострил свои отношения с Мехлисом.
Из района боевых действий Василий Константинович прибыл 12 августа. После того как в Москве состоялся разговор с японским послом о прекращении боевых действий, Блюхера вызвали в Москву. Он не знал, зачем его туда вызвали. Поехал поездом. Вскоре я получила от него телеграмму, в которой он писал, чтобы я с детьми немедленно выезжала в Москву и взяла с собой только самое необходимое. Я быстро собралась, дети только первого сентября пошли в школу, пришлось прервать их учебу. И вот все мы — Сева, Нина, Вайра, маленький Василин с нянечкой, я и брат Василия Павел. Он был командиром эскадрильи, капитан-летчик, и его жена Лида. Все мы вместе выехали в Москву. Ехали долго, дорога дальняя, трудная. Приезжаем в Москву, нас никто на вокзале не встречает. Мы в недоумении стояли на платформе. Но вскоре появился порученец маршала, он просто опоздал.
