Истребитель 2Z - [14]

— Присоединяйтесь к нам, — предложил Груздей. — Хотели мы встретиться здесь с Николаем Петровичем, но у него какие-то срочные дела. Заперся дома.

Лебедев покачал головой:

— А я вот поеду и вытащу его. Разве можно в такую погоду сидеть дома!

Шэн взволновалась:

— Не беспокойте его! Умоляю… У него очень важная работа.

Она сказала это таким тоном, что Лебедев понял: у профессора могли быть серьезные причины для уединения. Лебедев обратил свои слова в шутку:

— Тогда будем веселиться без него. А вы, Татьяна Иосифовна, завтра расскажите Николаю Петровичу, как мы провели праздник. Пусть позавидует.

Прогулка по парку превратилась в целое путешествие. Инженер рассказывал, как он в первый раз поднимался на аэростате.

— Он обожает воздушные путешествия, — заметила Валентина Михайловна, кивая на мужа. — А я не могу привыкнуть. Когда он в командировках, то от него постоянно телеграммы: «Вылетаю», «вылетел», «прилетел»… Прямо не человек, а крылатый орел.

— Мамочка, разве тебе не нравится? — отозвалась Лика. — Папа у нас смелый. Он и должен бы быть пилотом. Да только после школы по ошибке не в тот вуз поступил.

Смеющаяся Лика увлекла всех к тиру, вызвалась показать свое уменье в стрельбе. Груздев смотрел, как его дочь уверенно приложила приклад мелкокалиберной винтовки к плечу, вздохнул:

— А вот к этому таланта у меня нет!

Лика спустила курок, врезала пулю в девятку, сказала:

— Выучишься, папа.

После тира долго сидели на веранде кафе, смотрели, как внизу по реке скользили сотни разукрашенных лодок. Прошел золотистый величественный теплоход. Лодки красиво качались на высоких волнах. Откуда-то доносилось пение. Многоголосый молодой хор подхватывал красивый припев, и ему вторило буйное эхо, отраженное от лесистой горы.

Наплывал мягкий вечер. Над городом повис прохладный тонкий серпик молодого месяца.

— Пойдемте на гору, — предложил Лебедев, когда вышли из кафе. — Оттуда лучше всего увидим фейерверк. Видите, уже баржу двинули к тому берегу… Фейерверк пустят с баржи.

На верхней площадке никого не было, когда все впятером взобрались туда. Город раскинулся за рекой, будто пышное палевое покрывало, затканное силуэтным рисунком зданий и расцвеченное золотыми блестками огней. В небе сгущалась синева. Звезды лениво и слабо вспыхивали.

— «Прелестно здесь, люблю я этот сад…» — тихонько пропел Груздев из ариозо Ленского.

Голос у инженера звучал приятно. Но он сейчас же смолк. Через минуту вымолвил:

— Петь некогда. Да и недостаточно учился я этому. А вот у нас на заводе в фюзеляжном цехе был сменный мастер, тот пел замечательно. Впрочем, он и сейчас поет. Астапов.

— Артист Большого театра? — спросил Лебедев.

— Он самый. Иногда по старой памяти придет в цех, скажет: «Дайте-ка мне работенки, рукам поразмяться». Сверловщик замечательный. А тенор…

Лебедеву все больше и больше нравился инженер. Вымолвил:

— А хорошо, что мы встретились!

Уселся на скамейку, набил трубку, чиркнул спичкой. Рядом с ним осветились кудряшки Лики.

— Вы летчик? — тихо спросила девочка.

— Да, я летаю.

— Расскажите, как там, наверху.

— Там — легко. Не чувствуешь, что ты земной.

На конце скамейки встрепенулся Груздев:

— Как верно! Именно не чувствуешь… Слышишь, Валя?

Разговор перешел на авиационные темы. Лебедев рассказывал о последнем перелете через Южный полюс.

— Теперь летают со скоростью шестьсот-семьсот километров в час…

— Прогулки на самолетах великолепны, — задумчиво сказала Шэн, — но когда бросают бомбы — это жутко.

Груздев медленно произнес:

— Да, это жутко. Лучше работать и не думать.

Лебедев серьезно нахмурил брови:

— А стоит думать! Представьте себе, вдруг хлопнет противник с бомбовоза две тонны мелинита или зажигательную бомбу, и от всех ваших лабораторий и оранжерей даже мокрого места не останется… А когда твердо знаешь о чем-нибудь, что это необходимо, — никогда не будет страшно. Вот, например, когда прыгаешь с парашютом. Первый сигнал — готовиться. Выйдешь на крыло, одной рукой держишься. Самолет наклоняется, но ни чуточки не страшно, потому что твердо знаешь: нужно. Тут второй сигнал. Падаешь, а в уме считаешь: раз, два, три. Думаешь только о том, чтобы во-время выдернуть кольцо. И только тогда, когда вдруг встряхнет тебя, когда повиснешь в воздухе на парашюте, тогда только вспомнишь: а страх? Ищешь его, а уж под ногами земля. Если с небольшой высоты прыгать, и подумать-то о страхе не успеешь.

Он подошел к краю площадки. На противоположном берегу раздались хлопающие выстрелы ракет. Огненные струи пролетели по темному небу. Толпа шарахнулась ближе к балюстраде, толкнула Лебедева, отнесла его в сторону, отбила от компании.

Он выругал себя за неловкость:

— Трудно, чорт возьми, ползать по земле!

Вокруг шумела и смеялась двигающаяся водоворотом толпа.

Найти спутников было совершенно немыслимо. Огорченный Лебедев стал пробираться к выходу, подумал шутливо: «Ну, погулял, товарищ Антон, и хватит… Завтра тебе вставать в пять».

На станции метро поискал глазами в последний раз своих собеседников, не нашел, тихонько свистнул себе под нос и вскочил в ярко освещенный вагон подлетевшего метропоезда.

Глава, в которой читатель знакомится с некоторыми тонкостями науки и техники