Истра, 1941 - [3]
Воинам Красной Армии помогали сотни тысяч жителей Москвы и Московской области, работавшие на строительстве оборонительных рубежей. На защиту столицы поднялась вся страна.
30 сентября гитлеровцы начали осуществлять план «Тайфун». Против войск Брянского фронта перешли в наступление 2-я танковая группа (впоследствии 2-я армия Гудериана) и 2-я немецкая армия, а 2 октября на Ржевском и Вяземском направлениях против войск Западного и Резервного фронтов двинулись основные силы немецко-фашистских групп армий «Центр» (9-я, 4-я армии, 3-я и 4-я танковые группы). Противник стремился окружить наши войска в районе Вязьмы, а потом главными силами развить наступление на Москву. С приближением фронта к столице возросла активность вражеской авиации. В период октябрьского наступления на Москву противник произвел более 2 тысяч самолето-вылетов.
Используя свое численное превосходство в силах, особенно в танках, немецко-фашистские войска продвинулись вперед. Фашисты ликовали. В воззвании к солдатам и офицерам Восточного фронта Гитлер хвастливо заявил, что это последняя и решающая битва года. Геббельс на второй день наступления войск группы армий «Центр» поспешил объявить на весь мир, что Красная Армия разгромлена и что она никогда больше не поднимется.
Но рано ликовал враг! Да, Москва была в опасности. Коммунистическая партия так и говорила в своем Обращении к народу. И народ, отвечая на призыв своей партии, усилил сопротивление. Это были тяжелые дни. Разве можно забыть их? Враг, бросивший на направление главного удара крупные силы танков, авиации, пехоты и артиллерии, прорвал оборону наших войск. Войска Западного и Резервного фронтов, действовавшие в районе Вязьмы, вынуждены были вести тяжелые бои в окружении.
Несмотря на огромные потери, 3 октября враг занял Орел, 6 октября — Брянск, 7 октября Вязьму. Немцы приближались к Можайску.
19 октября Москва была объявлена на осадном положении. Оборона Москвы была возложена на войска Западного фронта, командование которым 12 октября принял генерал армии Г.К. Жуков.
Москва превратилась в прифронтовой город, стала арсеналом Западного фронта. В этот грозный час она явилась олицетворением усилий всего советского народа в его борьбе с фашистскими захватчиками. Каждый советский человек понимал, что отстоять Москву — значит победить.
Наша дивизия в это время была на Дальнем Востоке. Но все наши помыслы были там, где шли бои с гитлеровцами.
В штаб дивизии поступало много рапортов от командиров с просьбой послать их на фронт. Бойцы и младшие командиры также горели желанием поехать туда, где решалась судьба нашей Родины.
14 октября 1941 года наконец был получен приказ, которого мы ждали все первые месяцы войны. Нам надлежало сдать участок на дальневосточной границе и вывести дивизию для погрузки в эшелоны. Через два дня мы уже ехали на запад
Свыше полутора десятков лет мне пришлось служить в войсках, стоявших на берегах Тихого океана и Амура, на страже не близкого, но нашенского, родного, советского Дальнего Востока. Нелегкой была эта служба. Тысячи километров, отделявшие нас от центральных районов Родины, сложная политическая обстановка на дальневосточных границах, наконец, суровая природа края…
Дальневосточники настойчиво, днем и ночью, в пургу и бесконечные приморские дожди учились и укрепляли пограничные районы. Обучение проходило в обстановке, максимально приближенной к боевой. Наши стрелки, артиллеристы, саперы, связисты больше времени проводили в поле и в тайге, чем на зимних квартирах. Мы учились форсировать реки на подручных средствах, совершали стремительные многокилометровые марши в пешем строю.
Инспекторская проверка дивизионных учений показала, что наша работа не пропала даром. Все части и подразделения действовали хорошо, штаб отлично справился со своими обязанностями, а личный состав умело владел оружием и тактически грамотно применял его. Проведенные в конце учений ротные боевые стрельбы показали отличные результаты. Артиллерия тоже стреляла хорошо.
Руководитель учений командующий 35-й армией генерал-майор В.А. Зайцев выразил полное удовлетворение подготовкой дивизии, особенно подчеркнув положительную роль штаба. Это было действительно так. Во главе штаба стоял грамотный, имевший большой опыт штабной работы полковник И.Ф. Федюнькин, его заместителем был подполковник А.И. Витевский. Артиллерией дивизии руководил майор Н.Д. Погорелов. Начальником политотдела был батальонный комиссар М.М. Вавилов. Все они имели богатый опыт работы в войсках. Как показали дальнейшие события, это был хорошо подготовленный, знающий свое дело командный состав.
Мы не сомневались в том, что дивизия в целом подготовлена и хорошо сколочена. В состав дивизии входили 40-й, 131-й, 258-й стрелковые полки, 159-й легкий пушечный и 210-й гаубичный артиллерийский полки, специальные части и подразделения, Всего в дивизии было более 14 тысяч человек, 23 легких танка, 18 45-миллиметровых орудий, 35 76-миллиметровых орудий полковой и дивизионной артиллерии, 18 122-миллиметровых гаубиц, 4 152-миллиметровые гаубицы, 59 50- и 82-миллиметровых минометов, 6 37-миллиметровых зенитных пушек, 441 автомашина и 3400 лошадей. Но дивизия не имела боевого опыта, поэтому уже в дороге мы стали изучать опыт борьбы наших войск, главным образом с танками и авиацией врага. Все — от руководства дивизии до рядового бойца — с жадностью усваивали крупицы этого добытого в жестоких боях опыта.
Устройство российского общества долгое время описывалось отечественными социальными науками с помощью адаптированных западных теорий и классификаций. В результате его современное состояние представало как набор архаических феноменов, сплошное «отклонение» от социальной и политической «нормы». Такие описания отвечали исключительно на вопрос: чего в этом обществе нет? Исследование Л. Фишмана – попытка отказаться от такой парадигмы и описать тектонические сдвиги в коллективной морали, произошедшие в России в конце XX – начале XXI века, с более гибких позиций.
Том посвящен кочевникам раннего железного века (VII в. до н. э. — IV в. н. э.), населявшим степи Азии от Урала до Забайкалья. В основу издания положен археологический материал, полученный при раскопках погребальных и бытовых памятников. Комплексный анализ археологических источников в совокупности со сведениями древних авторов позволил исследователям реконструировать материальную и духовную культуру древних кочевников, дать представление об их хозяйстве, общественном строе, взаимоотношениях с окружающим оседлым населением, их экономическом развитии.
Чудесные исцеления и пророчества, видения во сне и наяву, музыкальный восторг и вдохновение, безумие и жестокость – как запечатлелись в русской культуре XIX и XX веков феномены, которые принято относить к сфере иррационального? Как их воспринимали богословы, врачи, социологи, поэты, композиторы, критики, чиновники и психиатры? Стремясь ответить на эти вопросы, авторы сборника соотносят взгляды «изнутри», то есть голоса тех, кто переживал необычные состояния, со взглядами «извне» – реакциями церковных, государственных и научных авторитетов, полагавших необходимым если не регулировать, то хотя бы объяснять подобные явления.
В книге рассматривается столетний период сибирской истории (1580–1680-е годы), когда хан Кучум, а затем его дети и внуки вели борьбу за возвращение власти над Сибирским ханством. Впервые подробно исследуются условия жизни хана и царевичей в степном изгнании, их коалиции с соседними правителями, прежде всего калмыцкими. Большое внимание уделено отношениям Кучума и Кучумовичей с их бывшими подданными — сибирскими татарами и башкирами. Описываются многолетние усилия московской дипломатии по переманиванию сибирских династов под власть русского «белого царя».
Предлагаемая читателю книга посвящена истории взаимоотношений Православной Церкви Чешских земель и Словакии с Русской Православной Церковью. При этом главное внимание уделено сложному и во многом ключевому периоду — первой половине XX века, который характеризуется двумя Мировыми войнами и установлением социалистического режима в Чехословакии. Именно в этот период зарождавшаяся Чехословацкая Православная Церковь имела наиболее тесные связи с Русским Православием, сначала с Российской Церковью, затем с русской церковной эмиграцией, и далее с Московским Патриархатом.
В монографии рассматриваются произведения французских хронистов XIV в., в творчестве которых отразились взгляды различных социальных группировок. Автор исследует три основных направления во французской историографии XIV в., определяемых интересами дворянства, городского патрициата и крестьянско-плебейских масс. Исследование основано на хрониках, а также на обширном документальном материале, произведениях поэзии и т. д. В книгу включены многочисленные отрывки из наиболее крупных французских хроник.