Истощение времени - [68]

– Раз уж так, – сказал Букварь, – лучше бы Николай был во всех отношениях подлецом. Глупо этого хотеть, да?

Виталий молчал.

– И Зойка… Не надо было ей приходить. Тащить эту банку меда…

Виталий молчал, и Букварь кончил неуверенно:

– И Кешка…

Он не услышал и не увидел, а просто успел почувствовать, что Виталий соскочил с кровати и метнулся к нему. Букварь повернул голову. Виталий стоял рядом, прямой и резкий, как восклицательный знак. Он кричал:

– Лучше? Кому лучше? Тебе лучше! Чтобы сохранить душевное равновесие! Чтобы осталось неколебимым твое младенческое представление о мире и людях! И тебе ничто не мешало бы думать, что люди делятся на белых и черных, подонков и идеальных, а между ними – четкая граница, и они находятся в состоянии войны! Да ты пойми, старик, что люди – не электрические заряды и не элементарные частицы. Каждый из людей несет в себе и плюсы и минусы! Главное в жизни не контрасты, а полутона. Пойми, ничто не встречается в чистом виде! Нет ничего более вредного, чем выдумывать себе идеалы. И твой Зименко…

– Не трогай Зименко!

– …И тот пионер, которому поставлен памятник в Березовке, – помнишь, видели? – возможно, был ябедой или однажды не заступился за слабого…

– Ты его не знал и не выдумывай!

– Я говорю условно. Люди писаны не одной краской. Они многоцветные! Они сложные! И это здорово! Да, четыре десятка лет еще не вытравили всю дрянь, что накапливалась тысячелетиями. Но некоторые вещи, естественные для человека, мы по инерции продолжаем называть дрянью. А ведь у человека, помимо всего прочего, есть живущий организм, и ему на самом деле нужно есть, спать и оплодотворяться! Физиологию-то человека, разницу темпераментов пока не переделали… И ты не спрашивай! Сам думай! Сам разбирайся в каше своих мыслей!

– У тебя, что ли, нет каши?

– Есть. Только твою кашу я давно съел! Она манная, с малиновым вареньем!

– Ладно, не кричи. Посмотри. Солнце заходит.

29

Солнце заходило за сопку Золотой конек.

Камней, к которым Букварь привык на Канзыбе, поблизости не было, и он стоял прислонившись к стволу сосны.

Сопка съедала солнце.

Еще минуту назад солнце огромным шаром, горевшим электрическим светом, проглядывало сквозь раскинутые лапы сосен и елей, как к магниту, скатывалось к сопке. Оно крупнело и быстро наливалось огненным соком.

Сопка схватила солнце зубами. Зубы у сопки были мелкие и острые, как у щуки. Днем они зеленели, а теперь стали черными. Зубы эти солнце не кусали, а только держали.

Сопка медленно проглатывала солнце, распухшее и красное. А когда проглотила, слетелись к острым ее зубам черные облака, быстрые и неожиданные, как воронье.

Красный, огненный сок растекся по холодеющему небу, и края неба стали двухцветными, розовато-голубыми.

«А может быть, на самом деле, – подумал Букварь, – пионер из Березовки был ябедой…»

Он выругался со злостью, гоня эту нелепую мысль.

Солнце, зайдя за сопку, словно провело за собой черту и оставило Букваря наедине с его вопросами.

Он решил не уходить от них, а разобраться, разобраться не спеша и до конца. Он опустился на коричневый толстый корень кедра и стал жевать травинку. Букварь вспомнил Кешкины слова, сказанные однажды о нем: «Нет, он какой-то ненормальный!» – и тут же услышал голоса своих суздальских соседей, Мышлаковых. Мышлаковы жили через дом, торговали на суздальском базаре клубникой и крупным мохнатым крыжовником, и у них на дубовом комоде спали мраморные слоны. Встречая мать или отца Букваря, Мышлаковы вздыхали сочувственно: «Сын у вас какой-то странный». Они и Букварю говорили в глаза: «Какой-то ты ненормальный!» – когда он рассказывал им, что в Суздале на одной из колоколен сидит Золотой петушок, а в Кремле живет князь Гвидон. «Гвидон! Там нынче музей, пять копеек за вход, одни идиоты ходят». И когда Букварь, уезжая в Саяны, рассказывал, какие необыкновенные люди строят там трассу, Мышлаковы вздыхали снова: «Ненормальный!»

Значит, и встреча с настоящей жизнью, встреча с ней лицом к лицу испугала и расстроила его, расстроила тем, что жизнь не совпала с образом, который он себе создал, как расстроила в свое время первая встреча с родным городом, и он держится за свои старые представления только потому, что не хочет поверить в правоту тихого и липкого шепота мраморных слонов, дремлющих на дубовом комоде. Значит, все-таки правы слоны, и, хочешь не хочешь, с этим нужно примириться?

Нет! В том-то и дело, что ни слоны, ни Бульдозер, прокричавший «Все вы такие!», не знают ни грана правды. Пусть его представления не совпали с реальностью жизни. От этого люди не стали менее интересными и красивыми. Черт с ними, с этими суздальскими зонтиками и велосипедами! Какое значение имеют они в жизни Суздаля! Черт с ними, со всякими мелочами! Какое отношение имеют они к людям и жизни!

Николай так и остался тем же самым Николаем, который валил деревья на просеке, выгнал вора из таежной деревушки, перебрался с мешком макарон через замерзшую Джебь, который умеет работать от зари и до зари и не из-за денег, а потому что это доставляет удовольствие. Он остался тем же самым Николаем, который и ему, Букварю, помог повзрослеть, стать более уверенным в себе. Это Николай заставил его подняться на столб, выпрямившись, ступая полной ступней, идти по камню, по жизни. Но…