История золотого Будды - [28]

Учитель присел рядом, прямо на мох. Слышны были голоса птиц, среди которых выделялась кукушка, тихий шелест леса. Мирная природа, и несколько человек на прогулке. Кому со стороны придет в голову, что они идут по кровавому следу? Кто бы подумал, что и птицы убивают друг друга, что голодные вороны выклевывают зайцам глаза, а деревья тянутся к свету, чтобы его меньше досталось соседям? Учитель задумался над законами природы. Будет ли так вечно? В лесу и в поле, в городе и в деревне? Надо ли человеку мириться с такой жизнью? Строчки из Будды застряли в памяти, но он никак не мог припомнить точное звучание. Солнце давно уже миновало зенит, истощалось терпение барона. Вдова Бреттшнайдер уселась на обочину и принялась за еду. Эта все предусмотрела! Учитель чувствовал сосущий голод, глядя, как лихо расправляется она с яйцами и салом.

— Только этого не хватало!.. — ворчал Риссиг. — Такого аппетиту нагнала, проклятая баба!..

Значит, какой-то толк от этой прогулки есть, подумал Красл: впервые в жизни наблюдал он голодного фабриканта.

4

В два часа пополудни вернулась карета Риссига. Всем осточертело дурацкое ожидание. Фабрикант предложил вдове подвезти ее.

— Где же ваш иностранец с десятью тысячами? Похоже, вам это приснилось, мадам.

— Наверное, он узнал, что мы ничего не нашли, — сказал Красл.

— Как это, святым духом, что ли?

Бреттшнайдер была несколько обескуражена, но не теряла оптимизма:

— Он обязательно придет, увидите!

Они медленно приближались к карете, когда из-за поворота показался всадник на вороном коне. Он несся, прижав голову к гриве, как на скачках. Краслу сразу бросились в глаза светлые волосы, развевавшиеся по ветру. Риссиг ощупал пистолет в кармане. Бреттшнайдериха, выставив сумку напоказ, остановилась посреди дороги. Всадник подъехал к ним и легко спрыгнул с седла. Только тут они узнали его.

— Это ты? — Барон отшатнулся, будто его ударили. — Так это ты?

— Я должна объяснить тебе… Искала тебя повсюду! Подняла на ноги танвальдского бургомистра!.. — Графиня действительно была необычайно хороша. Вокруг глаз — первые морщинки, но сама такая стройная, гибкая, высокая, черты лица правильные, как у греческой богини. — Я должна объяснить тебе…

— Объяснись лучше с этой бабой, которая столько часов ждет тебя, милый Вальтер! Где бы ты, бедняжка, взяла, интересно, десять тысяч? Значит, решила разорить меня?

Графиня, казалось, ничего не понимала.

— Мы ничего не нашли, ваша светлость, — забормотала Бреттшнайдер.

Риссиг расхохотался.

— Это потому, что ничего не пропало! Не вам со мной тягаться, высокородная пани! С вами-то я уж как-нибудь справлюсь! Разорю, совсем уничтожу, понимаешь? Тебе только и останется, что утопиться, понимаешь, ты, девка?!.

Он быстро пошел к карете, но, вспомнив, что обещал подвезти своих спутников, повелительно кивнул им.

Графиня осталась стоять на дороге с гордым, бесстрастным лицом, положив руку на шею вороного. Ни слова не проронила в свою защиту. Не такой представлял себе учитель закоренелую преступницу.

XI. Последнее подозрение

1

— Вот уж не подумала, что она переоденется мужчиной, — заговорила вдова Бреттшнайдер после долгого молчания. — Вальтер нисколько и не походил на нее. Вроде и покрупнее был, вот как пан барон, в точности. Только волосы светлые, как у нее. А голос…

— Она всегда пела альтом. Захочет, и басом заговорит! Надела, наверное, туфли на высоких каблуках. Такая хитрая бестия!.. — Это были первые слова фабриканта. Он был в ярости, теребил в руках платок, словно желая порвать его в клочья. — Не ожидал я подобного предательства!.. Как тут верить даже самым близким! — Барон уже не жаловался, как по дороге из замка, а скорее угрожал, словно решил всех считать своими врагами, в том числе и спутников в карете.

«И правильно», — подумал Красл. Ясно, что графиня убила Павлату. Хотела воспользоваться его кражей против Риссига. Когда лавочник отказался продать добычу, поступила согласно фамильным обычаям, ведь ее предки были рыцари-захватчики. Позднее она, вероятно, связалась с Ганкой, хотя, возможно, он действовал сам по себе. Ну а теперь, видя, что убийство не раскрыто, Эренберг обратилась к вероятной соучастнице Павлаты. Для страховки решила воспользоваться мужским костюмом. Только вот как бы эта аристократка достала обещанные десять тысяч?

— Я думаю, вы нас должны благодарить, пани Бреттшнайдер! Эта женщина расплатилась бы с вами скорее оловом, чем золотом.

— Пули уже давно не делаются из олова, — насмешливо заметил барон. — Тоже мне детектив! Правда, вы сегодня единственный чего-то добились. Выяснили наконец правду?

— К сожалению… — отозвался Красл.

— Жалеете, что не меня уличили?

— Жалею, что убийца останется безнаказанным.

— Это уж нет, будьте спокойны! Сегодня же вечером позвоню полицейскому комиссару в Брод и расскажу. Можете на меня положиться. В кандалах проведут ее мимо фабрики, это я вам обещаю! И мимо дома Павлаты. Начнут бить — во всем признается! — Барон снова пришел в неистовство. До самого Свагова барон проклинал свою бывшую любовницу и смолк только когда карета остановилась у лавки Павлаты. И ни у кого не возникло мысли, что графиня могла приехать всего лишь для того, чтобы повидать и успокоить своего тайного возлюбленного, оправдаться или выпросить у него прошение.