История знаменитых цитат - [63]

После Фултонской речи «железный занавес» мгновенно вошел в железный набор ходячих речений. И почти сразу же историки и филологи занялись его родословной.

В театрах железный занавес появился с конца XVIII века, сначала во Франции, затем в Англии. Уже в 1819 году это выражение встречалось в переносном смысле: «…Мы пересекли реку Бетва, и словно железный занавес опустился между нами и ангелом мщения; смертность [от холеры] пошла на убыль» (Джордж О. Фицкларенс, «Журнал путешествия через Индию и Египет в Англию»).

Самый ранний пример использования «железного занавеса» в роли политической метафоры обнаружил британский историк Патрик Райт, автор книги «Железный занавес: От театральной сцены до холодной войны» (2007). Речь идет об эссе Вернон Ли «Рождественская музыка Баха в Англии и Германии», опубликованном в № 1 лондонского ежемесячника «Jus Suffragii» («Право голоса») за 1915 год.

Вернон Ли (1856–1935) известна прежде всего своими эссе об искусстве. В числе ее друзей были Оскар Уайльд, Бернард Шоу и Генри Джеймс. Ли играла видную роль в движении за избирательные права женщин и в пацифистском движении.

В ее эссе «железный занавес» – прежде всего психологический барьер между населением воюющих блоков, барьер, созданный «пропагандой ненависти» с обеих сторон. Этой ненависти противостоит великая европейская культура, олицетворяемая музыкой Баха, которую автор статьи слушает в лондонской церкви Темпл:

Никогда еще мы и они не были так близки, так похожи и так сродни друг другу, как в эту минуту, когда военные жестокости и взаимные обвинения – этот ужасный железный занавес Войны (War’s monstrous iron curtain) – так безнадежно отрезали нас друг от друга.

В марте 1915 года французский романист Пьер Лоти, член Французской академии, посетил бельгийскую королевскую чету в приморском городке Де-Панн (Фландрия). Его сообщение об этом визите появилось в парижском еженедельнике «L’Illustration» 24 апреля 1915 г. Королева Елизавета по происхождению была баварской принцессой, однако пользовалась популярностью у бельгийцев и после начала войны.

«Я, – пишет Лоти, – позволил себе напомнить, что баварцы в немецкой армии обеспокоены преследованиями бельгийской королевы»; они возмущены тем, что «Чудовище» (так Лоти именует кайзера) сделало детей королевы целью немецкой артиллерии. После паузы королева ответила:

– Этому конец… Между ними и мною – железный занавес (rideau de fer), который опустился навсегда.

В октябре того же 1915 года в Нью-Йорке вышла книга Джорджа Уошингтона Крайла «Механистический взгляд на войну и мир». Крайл был выдающимся хирургом и некоторое время заведовал хирургическим отделением Американского госпиталя в Нейи под Парижем. В 4-й главе книги говорилось:

Мы не можем обвинять ее [Германию], мы должны ее понять. Предположим, что (…) Мексика – богатое, культурное и воинственное государство с сорокамиллионным населением, глубоко укоренившейся обидой и железным занавесом на своих рубежах. (…) Предположим далее, что так продолжается сорок четыре года.

Перед нами, разумеется, аллегория отношений между Германией и Францией после франко-прусской войны 1870–1871 гг., хотя о сорока четырех годах «железного занавеса» говорить не приходится; до 1914 года Европа не знала ничего похожего на непроницаемые барьеры между государствами.

У нас хорошо известна миниатюра Василия Розанова «La Divina Commedia» («Божественная комедия»):

С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русскою Историею железный занавес.

– Представление окончилось.

Публика встала.

– Пора одевать шубы и возвращаться домой.

Оглянулись.

Но ни шуб, ни домов не оказалось.

(«Апокалипсис нашего времени», вып. 8–9, лето 1918)

Легко заметить, что у Розанова «железный занавес» – не пространственная, а временна́я метафора: занавес символизирует не изоляцию России от остального мира, а непоправимый разрыв между двумя эпохами.

В 1920 году в Лондоне вышла книга Этел А. Сноуден «Через большевистскую Россию» – отчет о поездке в Москву делегации британских лейбористов. Описывая свое прибытие в Петроград, Сноуден замечает: «Наконец мы оказались за “железным занавесом”». У Сноуден «железный занавес» – синоним антибольшевистского «санитарного кордона», сооруженного странами Запада.

После Версальского мирного договора (1919) выражение «железный занавес» неоднократно применялось к послевоенной Германии, оказавшейся в политической и экономической изоляции.

21 октября 1927 года в еженедельнике «The New Leader», органе Независимой лейбористской партии, была опубликована статья Чарлза Родена Бакстона, недавно вернувшегося из Советской России, озаглавленная «За российским занавесом». В начале статьи цитировался фрагмент о «железном занавесе» из эссе Вернон Ли, а значит, оно не было забыто и в двадцатые годы.

13 января 1930 года в «Литературной газете» появилась крайне любопытная корреспонденция Льва Никулина из Парижа, озаглавленная «Железный занавес». К этому времени советские власти резко ограничили культурный обмен с Западом, который и ранее был под жесточайшим контролем. Никулин – разумеется, в максимально осторожной форме, – подверг сомнению этот курс: