История знаменитых цитат - [55]

Шрифт
Интервал

– Вы знакомы с журналистикой? Знаете, что такое «вторая древнейшая профессия?» Это, в общем, верно…

Первая древнейшая профессия, как известно, проституция. Мы же, представители второй, были дешевыми подзаборными умственными <…>. Люди, не знающие ничего, не читающие ничего, или невинные младенцы, или прожженные циники (последних большинство), рвачи и стяжатели.

Таким вот неожиданным эхом отозвалась публикация советским издательством романа о бессовестной западной журналистике.

В 1999 году видный журналист Валерий Аграновский назвал свою книгу «Вторая древнейшая: Беседы о журналистике».

К 2007 году роман Сильвестра выдержал пять изданий на русском языке. Между тем в США он прошел почти незамеченным, ни разу не переиздавался и ныне прочно забыт. И если в Америке вы спросите: «Знаете, что такое “вторая древнейшая профессия?”» – вам скорее всего ответят: «Ну как же – политика». Это звание утвердилось за ней не позднее 1950-х годов.

В книге Чарлза Д. Хоббса «Рональд Рейган призывает действовать» (1976) приводились слова Рейгана: «Я также понял, что политика, которую часто называют второй древнейшей профессией, необычайно похожа на первую». Эту шутку Рейган повторял не однажды, в том числе на совещании с бизнесменами в Лос-Анджелесе 2 марта 1977 года:

– Говорят, что политика – вторая древнейшая профессия. Но я пришел к выводу, что у нее гораздо больше общего с первой.

Несколько реже «второй древнейшей» в англоязычных странах именуется шпионаж. В 1986 году вышла в свет книга Филлипа Найтли, британского журналиста родом из Австралии: «Вторая древнейшая профессия: Шпионы и шпионаж в двадцатом столетии».

В доказательство древности шпионского ремесла обычно приводится тот же ветхозаветный эпизод, с которым связан эпиграф к рассказу Киплинга:

И послал Иисус, сын Навин, из Ситтима двух соглядатаев тайно и сказал: пойдите, осмотрите землю и Иерихон. [Два юноши] пошли и пришли [в Иерихон и вошли] в дом блудницы, которой имя Раав, и остались ночевать там.

И сказано было царю Иерихонскому: вот, какие-то люди из сынов Израилевых пришли сюда в эту ночь, чтобы высмотреть землю.

(Книга Иисуса Навина, 2:1–2)

Можно привести и другую ветхозаветную цитату, где разведгруппа успешно выполняет задачу, поставленную ей Моисеем:

И сказал Господь Моисею (…):

Пошли от себя людей, чтобы они высмотрели землю Ханаанскую (…).

И послал их Моисей (…), и сказал им: (…)

Осмотрите землю, какова она, и народ живущий на ней, силен ли он или слаб (…)?

(…) и каковы города, в которых он живет, в шатрах ли он живет или в укреплениях? (…)

И высмотрев землю, возвратились они через сорок дней.

(Книга Чисел, гл. 13)

Если первой древнейшей профессией была проституция, то второй должно было стать сутенерство. Так рассуждал Бен Льюис Рейтман, американский «врач бедных» и анархист по убеждениям. В 1931 году в Нью-Йорке вышла его книга «Вторая древнейшая профессия: Исследование о “бизнес-менеджерах” проституток».

А в 1983 году вышла в свет книга американской писательницы-юмористки Эрмы Бомбек «Материнство: Вторая древнейшая профессия».

На исходе советской власти в СССР рассказывался анекдот о том, что древнейшая в мире профессия – коммунист. А его ранняя версия, где этого выражения еще нет, была записана уже 21 января 1921 года:

Юрист, врач, инженер и коммунист заспорили, кто на земле раньше всех вступил на поприще культурной деятельности.

– Юристы, – сказал первый. – Когда Каин убил Авеля, и было совершено первое уголовное преступление, было разбирательство, и, конечно, понадобились юристы.

– Врачи, – сказал медик. – Когда Ева была создана из ребра Адамова, конечно, понадобилось хирургическое вмешательство.

– Инженеры, – сказал третий. – Неужели без электрификации, пара и вообще техники, а следовательно, без инженеров Бог в шесть дней мог сотворить свет?!

– Все вы врете, – сказал последний. – Мы, коммунисты, были первыми: ведь в начале всего был хаос, а кто же мог его создать кроме нас?!

(Дневник Н. М. Мендельсона «Pro me»; опубликован в сб. «Река времен», кн. 2, 1995.)

Дубинка Петра Великого

Иван Голиков в т. 6 «Деяний Петра Великого» (1788–1789) рассказывает, что Петр наказывал проворовавшихся вельмож без огласки, дабы народ «не потерял должного уважения к их достоинствам, которое возвратить им требовала польза отечества; а сие и исправила без свидетелей собственная его палка».

В 1812–1813 гг. в России вышел перевод с немецкого книги Г. А. фон Галема «Жизнь Петра Великого» (1803–1804). Здесь говорилось, что для наказания провинившихся «употреблял государь свою дубинку». В примечании пояснялось: «Известная дубинка Петра Великого была толстая камышевая трость с набалдашником из слоновой кости. (…) Дубинка сия долгое время хранилась также в Академической Кунсткамере…»

Но, пожалуй, самым популярным источником сведений о «дубинке» были «Рассказы Нартова о Петре Великом». Фрагменты из этого сборника публиковались в «Сыне Отечества» за 1819 год («Достоверные повествования и речи Петра Великого»). В 1842 году «Достоверные повествования…» были напечатаны в гораздо более полном виде в журнале «Москвитянин», а в 1891 году появилось научное издание «Рассказов Нартова», подготовленное академиком Л. Н. Майковым. Майков пришел к выводу, что «Рассказы…» составил в 1770-е годы Андрей Андреевич Нартов, сын Андрея Константиновича Нартова, который с 1714 года был токарем Петра Великого.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.