История жизни, история души. Том 1 - [124]

Это письмецо я рискну послать тебе в Болшево, хотя точного адреса не представляю себе. Значит, ты там!

Помнишь, как мы сидели с тобой в сквере против Жургаза и тебе было так тяжело, а я была полна своего «осознанного» болшевского счастья? Ты говорил, что завидуешь мне, что я молода и что у меня всё так просто в жизни. Это, кажется, был единственный раз, что ты меня обманул!

Дни у нас становятся длиннее, теплее — около —15—20°. Приближается моя сороковая весна, но с точки зрения чисто женской меня это мало трогает, т. к. здешний климат сохраняет молодость даже мамонтам! Крепко целую тебя, поправляйся!

Твоя Аля

¹ Статья М.С. Бубеннова о романе В. Гроссмана «За правое дело» была опубликована в «Правде» (1953. 13 февраля № 44).

Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич

16 марта 1953

Дорогие мои, как была счастлива, получив вашу телеграмму, ведь с самого начала года не имела от вас ни строчки и безумно волновалась. Слава Богу, что вы, поелико возможно, здоровы, а больше мне ничего и не нужно от вас, лишь бы были здоровы! Хоть и знаю, что здоровье ваше состоит из сотни болезней, а всё же обрадовалась.

У нас потеплело, мороз около -15°, и кажется - жарко, душно, трудно дышать — честное слово! Солнце начинает пригревать, дни — длиннее, скоро прилетят первые здешние птицы — снегири, похожие на белых воробьёв, трогательные предвестники той необычайной катавасии, которая здесь называется весной. Сейчас, пожалуй, самое для меня приятное время года — уже не холодно, ещё не тепло, не тревожат душу плеск воды, шум птичьих крыльев, гудки пароходов, мороз уже не сковывает, ночь не угнетает, день не будоражит. И было бы хорошо и тихо на душе, если бы тихо было в мире. Но увы, это совсем не так...

Эти дни особенно много работала над декорациями к пьесе «За вторым фронтом»¹, которая у нас вчера, наконец, была поставлена. Декорации, учитывая наши весьма ограниченные возможности, получились неплохие, но я никогда не бываю вполне довольна своей работой, хоть и лезу из кожи вон, чтобы сделать хорошо. Меня до сих пор выручают присланные вами краски, кисти. Ваша забота всегда со мной. Спасибо вам за всё.

9 марта мы вместе со всей страной провожали в последний путь товарища Сталина. Всё население села собралось на маленькой площади перед трибуной, слушали траурный митинг на Красной площади, и Москва была близко, как никогда. Всем было очень грустно, многие плакали, особенно во время речи Молотова. Странным казалось всё это, нереальным, и эти траурные знамёна, и имя Сталина в сочетании со словом «смерть» — взаимоисключающие слова! Вообще же смерть я пойму, наверное, тогда, когда сама умирать буду. А так -все ушедшие мне дорогие всё равно живут, во мне и со мною.

На душе у меня всё время грустно-грустно, хоть я и бодра и, вероятно, даже внешне жизнерадостна. А как хотелось бы посидеть рядом с вами, поговорить и, может быть, даже помолчать, просто побыть рядом. Тут ведь так далеко, так отчуждённо и одиноко!

Сейчас уже поздняя ночь, очень тихая и тёмная. И звезда с звездою говорит. Крепко целую вас и люблю, мои дорогие. Всегда всей душой с вами. Пишите хоть открытки, хоть изредка, я ведь очень о вас беспокоюсь. Скоро напишу ещё и, надеюсь, менее непутёво.

Ваша Аля

¹ Пьеса украинского драматурга Вадима Николаевича Собко (1912-1981).

В 1997 г. составителю этой книги в Туруханском доме культуры рассказывали о впечатлении от декорации к этой пьесе - витраже, который А.С. сделала из маленьких кусочков слюды, раскрасив их и подсветив.

Е.Я. Эфрон

6 апреля 1953

Дорогая моя Лиленька! Ваше письмо с цикламенами получила в субботу накануне Пасхи. Очень ему обрадовалась — ещё бы! Первое письмо за этот год! Но зато огорчило состояние Вашего сердца и этот припадок. Т. к. сейчас опять все медицинские светила на своих местах¹, надеюсь, что сердцу Вашему будет лучше! Моему, определённо, стало легче. Страшно было представить себе возможность существования такой дикой группы в наше время и, главное, в нашей стране. И радостно, что сумели разобраться и что виновные будут наказаны.

Лиленька, Вы пишете об амнистии и о том, чтобы я написала о себе Ворошилову. Амнистия ко мне не относится, и Ворошилову я писать не буду. Я не одна в таком положении, и «дело» моё никого не заинтересует. Кроме того, по-честному говоря, я не считаю, что вообще могу подойти под какую-либо амнистию, т. к. вины никакой за собой не знаю и «простить» меня нельзя! Но вот Асе может быть облегчение, т. к. я слышала (но не знаю ещё, насколько это достоверно), что инвалиды будут иметь право на выезд. Это было бы чудесно, ей ведь там так тяжело живётся! И Юз должен получить «чистый паспорт», у него ведь срок был всего 5 лет. Придётся Нине «обратно» менять свою квартиру², а это ведь очень сложное дело! <...>

Весна приближается. Два дня у нас было чуть выше нуля, начало таять, мы все растерялись — рассчитывали ещё на по меньшей мере месяц морозов. Светло уже до 8'/₂ вечера, можно лампу не зажигать. И солнце сквозь стёкла подогревает, зелёный лук растёт вовсю. А главное, и небо и снег днём наливаются какой-то особой, спелой, сливовой синевой, и чувствуешь — вот-вот вода, вот-вот весна!