История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9 - [54]

Вот так, вопреки всем тем, кто говорил, что Лондон это хаос, где вновь прибывшему иностранцу нужно по меньшей мере три дня, чтобы разместиться, я превосходно устроился уже через два часа после прибытия. Я также был обрадован знакомством с Мартинелли, о котором имел самые лучшие отзывы уже в течение шести лет. Он дал мне адрес своей комнаты, которая находилась над кафе Оранж, и адрес своего печатника. Шокированный в глубине души тем, как я встретился с ним в Лондоне, я ждал его с нетерпением, решив дать знакомству доброе продолжение.

Наконец, прозвучал троекратный стук (знак хозяина), и я увидел в окно ее, выходящую из портшеза, ожидаю, пока она поднимется, она входит, подходит, веселая и радостная, что меня видит, но не бросается мне на шею; она не помнит, как рассталась со мной в Гааге; она бросается к сыну, обнимает его, покрывает поцелуями, которые он принимает с сонным видом и возвращает с холодком, говоря:

– Дорогая мамочка, дорогая мамочка.

Я говорю, что он устал, и что для людей, которым нужно отдыхать, она заставила себя слишком долго ждать. Ей говорят, что стол накрыт, и она оказывает мне честь опереться на мою руку, чтобы идти ужинать в залу, которую я еще не видел. Она велит поставить четвертый куверт, я спрашиваю, для кого это, и она отвечает, что для дочери, которую она оставила дома, потому что, когда она сказала ей, что я приехал вместе с ее братом, она спросила, хорошо ли я себя чувствую.

– И вы ее за это наказали?

– Конечно, потому что, мне кажется, в первую очередь она должна быть озабочена здоровьем своего брата, и во вторую – вашим. Не находите ли, что я права?

– Бедная Софи! Мне ее жаль. Узнавание оказывает на нее большую власть, чем голос крови.

– Дело не в сантиментах, а в том, чтобы приучить молодых людей выражаться комильфо.

Она много говорила со своим сыном, который давал ей только заученные ответы, все время с опущенными глазами, с видом уважительным, но никак не нежным. Она говорила ему, что работает, чтобы оставить его богатым после своей смерти, и что она заставила меня привезти его, поскольку он в том возрасте, что может ей помогать и участвовать в ее работах по дому; на это он спросил, каковы эти работы.

– Я даю, – ответила она, – двенадцать ужинов и балов для знати и двенадцать – для буржуа в год, по две гинеи с головы, и бывает частенько до пятисот-шестисот персон, затраты бывают огромные, и мне, будучи одной, невозможно уследить, чтобы меня не обворовали, потому что, не умея быть повсюду, я вынуждена доверять людям, которые, быть может, этим злоупотребляют, но теперь, когда вы здесь, вы сможете следить за всем, мой дорогой сын, держать все под запором, писать, содержать кассу, платить, получать квитанции и ходить по всему дому и смотреть, чтобы дамы и сеньоры были хорошо обслужены, выполнять, наконец, функции хозяина и быть лицом дома в качестве моего сына.

– Вы полагаете, стало быть, дорогая мама, что я смогу делать это все?

– Да, потому что вы научитесь.

– Мне кажется, это невозможно.

– Один из моих секретарей поселится с вами в этом доме, который я только что наняла, и он введет вас в курс дела. В течение года у вас не будет другого дела, кроме как изучать английский и являться на ассамблеи, чтобы я представляла вас дамам и повсюду, что есть самого значительного в Лондоне, и мало-помалу вы заделаетесь англичанином; все заговорят о мистере Корнелис.

– Корнелис?

– Да, это ваше имя.

– Мое имя? Мне надо будет его записать, чтобы не забыть.

Полагая, что он шутит, она посмотрела на меня немного удивленно. Она сказала ему идти спать, что он и проделал сразу, поблагодарив ее. Оставшись наедине со мной, она сказала, что он показался ей слабо образованным и слишком маленьким для своего возраста, и что она видит, что, возможно, слишком поздно начинать давать ему другое воспитание.

– Чему он выучился за эти шесть лет?

– Он мог бы выучиться всем наукам, потому что был в первом пансионе Парижа; но он изучал только то, что захотел: играть на флейте, ездить на лошади, владеть оружием, хорошо танцевать менуэт, менять рубашки каждый день, вежливо поддерживать разговор, изящно представляться и держаться элегантно. Вот все, что он умеет. Никогда не пытаясь найти себе применение, он не имеет понятия о литературе, не умеет писать, не умеет считать, он не имеет и понятия о том, что Англия – это остров в Европе.

– Вот потерянные шесть лет. Моя дочь над ним посмеется. Я ее обучила. Можно ею гордиться в ее нежном возрасте восьми лет, полную, знаний; она знает географию, историю, языки, музыку и рассуждает с бесконечным умом. Все дамы вырывают ее из рук. Я держу ее в школе рисунка весь день, она приходит домой только к вечеру. В воскресенье она здесь обедает, и если вы доставите мне удовольствие прийти обедать ко мне в воскресенье, вы увидите, что я не преувеличиваю.

Это было в понедельник. Я ничего не сказал, но нашел странным, что она не сочла, что мне не терпится ту увидеть, что она не сказала мне, чтобы я приходил к ней ужинать завтра, что она не привела ее на ужин с собой. Она сказала мне, что я приехал в Лондон во время, чтобы увидеть последний праздник этого года, который она дает для знати, которая через две-три недели уедет, чтобы провести лето в деревне.