История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7 - [57]

Я не смею, – говорил он мне, – являться сам во Флоренцию, потому что боюсь, что буду узнан и арестован в связи с моим несчастным делом в Генуе. Я прошу вас проявить ко мне жалость и направить кого-нибудь получить эту сумму и передать ее мне, чтобы я мог выехать отсюда, заплатив хозяину гостиницы.

Услуга, которую просил у меня этот несчастный, была очень невелика, но я мог скомпрометироваться, потому что не только вексель мог быть фальшивый, но, даже будучи настоящим, он выставлял меня другом и находящимся в переписке с ним, чье имя и приметы были выставлены в газетах. Я решил вернуть ему его вексель лично. Я пошел на почту один, нанял двух лошадей и поехал в Пистойю, в почтовую гостиницу; Хозяин лично отвел меня в комнату мошенника и вышел. Я оставался там только на три или четыре минуты, чтобы сказать ему, вернув его вексель, что г-н Сасси меня знает, и что я не хочу, чтобы кто-то знал, что я с ним связан. Я посоветовал ему отдать вексель хозяину, который очень просто пойдет и отнесет его г-ну Сасси и принесет ему деньги. Месье сказал, что последует моему совету, я его оставил и вернулся во Флоренцию.

Не позднее чем послезавтра я вижу г-на Сасси с хозяином пистойской гостиницы в своей комнате. Г-н Сасси представляет мне вексель на двести экю, говоря, что тот, который мне дали, был фальшивый, потому что, во-первых, там была не подпись лорда, а во-вторых, этот лорд, не имея денег на счету, не мог его выпустить.

– Этот человек, – сказал он мне, – учел этот вексель, русский уехал, он пришел ко мне, чтобы получить свои деньги, я сказал ему, что этот вексель фальшивый, а он мне отвечает, что это вы лично принесли его русскому, и что, зная вас, он, не колеблясь, его учел, он претендует на то, чтобы вы его оплатили.

– Я? Он сошел с ума.

Я излагаю всю историю г-ну Сасси, показываю ему письмо, с которым русский отправил мне вексель, и вызываю Ваннини, который его мне дал и который готов поклясться, что видел этот вексель. Г-н Сасси говорит пистойскому хозяину, что тот ошибается, претендуя на то, чтобы я его оплатил, но хозяин не отступает, он хочет, чтобы я его оплатил, осмеливаясь мне сказать, что я наверняка сговорился с русским, чтобы его обмануть. Я направляюсь за моей тростью, банкир меня удерживает, и хозяин убегает. Г-н Сасси говорит мне, что я был прав, что я не должен ни в коем случае делать то, что в своей запальчивости мне говорил хозяин, и он уходит.

Назавтра я получаю записку начальника полиции, которого называют аудитором, в которой тот просит меня прийти к нему. Я не могу отказаться. Как иностранец, я должен идти узнать, что он имеет мне сказать. Достаточно вежливо меня встретив, он ясно дал понять, что я должен возвратить хозяину из Пистойи двести экю, которые тот дал русскому, потому что он никогда бы не дал их ему, если бы не видел, что я принес ему тот вексель; я отвечал, что в качестве судьи он может приговорить меня к оплате этого векселя, лишь допустив, что я участвовал в мошенничестве. Вместо того, чтобы ответить мне ad ungiiem[27], он повторил, что я должен заплатить.

– Господин аудитор, я не буду платить.

Он звонит, затем делает мне реверанс, и я ухожу. Я иду к банкиру Сасси, я даю ему отчет о диалоге, который имел с аудитором; он этим удивлен, я прошу его пойти и самому выслушать доводы, он готов, и он идет. Я сообщаю ему, что иду обедать к аббату Гама.

Когда я рассказал Гама все это дело, он раскричался. Он сказал мне, что предвидит, что аудитор здесь не отступит, и что если Сасси не добьется успеха, я должен информировать обо всем маршала Ботта.

– Это не обязательно, потому что, наконец, аудитор не может заставить меня платить.

– Он может сделать хуже.

– Как?

– Выдать вам приказ уехать.

– Если это в его власти, я буду удивлен, если он посмеет так ею злоупотребить; но чем платить, я скорее уеду. Пойдем к маршалу.

Мы пришли туда в четыре часа и застали у него банкира Сасси, который уже информировал его обо всем. Сасси мне сказал с убитым видом, что аудитор не желает слушать резонов, и что если я хочу остаться во Флоренции, я должен платить; Я ответил, что уеду, когда получу такое распоряжение, и что я дам в печать историю об этой кричащей несправедливости. Маршал мне сказал, что это решение аудитора недопустимо, и что он сожалеет, что не может в это вмешаться, но что я поступаю правильно, решившись скорее уехать, чем платить.

Назавтра, ранним утром, человек принес мне письмо аудитора, которого у меня больше нет, в котором тот мне говорит, что мое дело таково, что поскольку невозможно заставить меня платить хозяину гостиницы обычным путем, он считает себя обязанным отдать мне приказ покинуть в течение трех дней Флоренцию, и в пять дней – Тоскану. В силу своих обязанностей следить за соблюдением порядка в городе, он вынужден отдать мне этот приказ. Он мне сказал, что я смогу вернуться, как только Его Величество великий герцог, к которому я могу апеллировать, отменит его решение.

Я ответил этому кассиевскому судье[28] двумя строчками, что его приказ будет выставлен на посмешище в прессе.

Смирившись, таким образом, с приговором, я привел все в порядок для своего отъезда, и провел три дня, имея все время письмо аудитора в кармане и развлекаясь им у Терезы, у шевалье Манна и у ла Кортичелли, которой дал слово, что вызову ее лично на время поста и проведу с ней несколько дней в Болонье. Аббат Гама эти три дня меня не покидал. Мне было весьма приятно видеть всеобщую печаль среди своих друзей и поношения в адрес аудитора. Накануне своего отъезда маркиз Бота пригласил меня обедать за столом на тридцать кувертов, и я провел последний день у моей дорогой Терезы, и мы договорились оба поддерживать отныне тесные эпистолярные отношения. Я уехал на следующий день и прибыл в Рим через тридцать шесть часов.