История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7 - [27]

После ухода парикмахера, собираясь одеться, чтобы идти в театр, она не церемонилась. Шевалье помог ей сменить рубашку, что она проделала с большой свободой, попросив, однако, у меня пардону. Я сказал ей, смеясь, что она, действительно, доставила мне некоторое неудобство; она не поверила, подошла ко мне, чтобы узнать правду, и, убедившись, что я обманул, назвала меня плутишкой.

Нет города во Франции, где распущенность девок зашла бы так далеко, как в Марселе. Они не только ругаются, не получив ничего, но они первые предлагают мужчине то, что мужчина не всегда осмеливается попросить. Она показала мне репетицию, в которой она разыгрывала лотерею по двенадцать франков за билет, и предложила мне один, сказав, что у нее еще десять. Я взял у нее все десять, дал ей пять луи и затем подарил ей эти билеты. Она пустилась меня целовать, говоря своему кавалеру, что она сделает его рогоносцем, как только я захочу. Он ответил, что будет очень рад. Он просил меня поужинать вместе, и я согласился из вежливости; однако после ужина единственное удовольствие, которое я себе доставил, было увидеть шевалье в постели вместе с ней, передав ему свои обязанности. Я нашел, что ему далеко до Дольчи.

Пожелав ему доброй ночи, я покинул их под предлогом плохого самочувствия и направился в меблированные комнаты, где поместил бедную девочку. Имея ключ, я вошел, служанка встала, чтобы проводить меня в мою комнату. Была полночь. Я спросил у нее, могу ли пройти на чердак, и она сразу меня туда отвела. Она постучала, и когда девочка услышала мой голос, она отперла, и я отправил служанку подождать меня в моей комнате. Я сел на кровать, спросил девочку, довольна ли она, и она отвечала, что чувствует себя счастливой.

– Я надеюсь, что вы будете со мной любезны, и я лягу с вами.

– Вы здесь хозяин; но я вас предупреждаю, что отдавалась моему любовнику, только один раз, это правда, но этого довольно, чтобы вы не сочли меня совсем уж новичком. Извините, что я вас вчера обманула. Я не могла догадаться, что вы меня полюбите.

Нежная, как овечка, она представила перед моими глазами все свои красоты, мои руки по ним пробегали, мой рот их поглощал, и сама мысль, что я стану их обладателем, бросила мою душу в огонь, но сам вид ее покорности меня удручал.

– Дорогая Розали, – таково было ее имя, – твоя покорность меня убеждает, что ты меня не любишь. Почему не идешь ты навстречу моим желаниям?

– Я не смею; я боюсь, что вы предположите, что я притворяюсь.

Уловка, притворство могли дать такой ответ; но в этот момент она не могла его дать иначе, чем искренне. В нетерпении заключить ее в свои объятия, я освободился от всего, что могло помешать моему наслаждению, и улегся рядом с ней и в следующий момент меня ждал сюрприз, что она меня обманула, сказав, что у нее был любовник. Я сказал ей об этом.

– Никогда меня еще девушка так не обманывала.

– Я очарована, что это вам не кажется правдой, но… но это слишком правда, то, что я его имела, и вот как это было.

Два месяца назад моя мать, хотя она и груба характером, меня любила. Я работала в парикмахерской. Я зарабатывала двадцать, а иногда тридцать, су в день, и все ей отдавала; у меня никогда не было возлюбленного, и я не искала этого; мне было смешно, когда хвалили мое благоразумие, в то время, как я не знала, что значит быть разумной. С детства меня приучили не смотреть на лица молодых людей, которых я встречала на улицах, и не отвечать, когда они говорили мне всякие пошлости.

Итак, два месяца назад один молодой человек, довольно зрелый, родом из Генуи, мелкий торговец, познакомился с моей матерью, отдавая ей в стирку чулки. Когда я его видела, он не очень меня занимал, но говорил мне приятные вещи, он мне стал нравиться и стал бывать у нас каждый вечер; моя мать при этом все время присутствовала, сидела возле меня, и он только брал мою руку, чтобы поцеловать. Моя мать, будучи рада видеть, что этот молодой человек меня любит, часто ворчала на меня, что я с ним недостаточно вежлива. Он должен был уехать в Геную на маленьком судне, принадлежащем ему и нагруженном товарами, и он заверил нас, что вернется весной следующего года, и что тогда объявит о своих намерениях, что это зависит от того, буду ли я разумной и не заведу любовника. Этим было все сказано. Рассматривая его, как моего будущего мужа, моя мать позволяла мне болтать с ним у дверей дома, иногда вплоть до полуночи. Когда он уходил, я закрывала дверь и шла ложиться рядом с ней. Она при этом всегда спала.

За четыре или пять дней до своего отъезда он позвал меня отойти с ним на полсотни шагов от нашего дома, чтобы выпить стаканчик хорошего муската у торговца грека, который держал свою лавочку открытой всю ночь. Мы провели там вдвоем только полчаса, и в этот день я позволила, чтобы он дал мне несколько поцелуев. Если бы, вернувшись домой, я увидела, что моя мать проснулась, я бы ей все рассказала, поскольку удовольствие, которое я получила, представлялось мне вполне невинным.

Через день, на просьбы доставить ему то же удовольствие, я согласилась, и любовь разрослась. В ласках, которыми мы обменивались, мы не остались в границах невинности; мы знали, что выходим за рамки, предписанные порядочностью; несмотря на это, нам было простительно, потому что мы воздерживались от главного, что поставили себе препоной.