История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6 - [4]
– Вы должны мне реванш, – говорит он, – со шпагой в руке. Вот след маленькой бутоньерки, которую вы подарили мне семь лет назад.
Говоря так, он отодвигает свое жабо и показывает компании маленький шрам. Эта сцена прервала разговоры по всей комнате: сто луи, шрам, требование реванша – все это было необычным. Я сказал гасконцу, что в Голландии я не даю реваншей, потому что у меня дела, но я буду защищаться повсюду, где на меня нападут, и, предвидя такую возможность, предупреждаю его, что хожу, вооруженный пистолетами. Он ответил, что желает реванша со шпагой в руке, но даст мне время окончить свои дела.
Пикколомини, который остановился на вопросе о сотне луи, предложил сыграть в фараон. Будучи в своем уме, я не стал бы играть, но намерение вернуть потраченную сотню все же заставило меня взять в руки карты. Я проиграл до ужина свою сотню дукатов и после ужина отыграл их на мелок. Желая со мной расплатиться, чтобы я мог идти спать, Пикколомини дал мне вексель на банк Амстердама, выпущенный домом Миддельбург. Я этого не хотел, но счел нужным уступить, потому что он сказал, что выкупит его у меня завтра утром. Я покинул эту компанию воров, отказав Перину, который проиграл сто луи, выдать их ему в качестве компенсации реванша. В раздражении он стал задевать меня словесно, но, проигнорировав все, я направился спать, здраво рассудив больше не иметь дела с этим головорезом.
Назавтра я вышел, однако, с намерением пойти учесть вексель Пикколомини. Сначала я зашел в кафе, чтобы позавтракать, и встретил там Рижербоса, друга Терезы, которую читатель, возможно, помнит. Обнявшись и поговорив о нашей даме (он ее так всегда называл), которая находится в Лондоне и пользуется там успехом, я показал ему свой вексель, сказав, как я его получил. Он осмотрел его и сказал, что он фальшивый, что он является копией настоящего, который был оплачен накануне. Видя, что мне трудно ему поверить, он отвел меня к торговцу, который показал мне оригинал, которым с ним расплатился незнакомец… Я попросил Рижербоса пойти со мной к Пикколомини, который, может быть, тем не менее, учтет его мне, в противном случае он будет свидетелем того, что будет.
Мы туда пошли. Пикколомини, вежливо с нами раскланявшись, попросил дать ему вексель, и он, мол, вернет его торговцу, чтобы тот его учел. Рижербос, взяв слово, сказал, что торговец, на которого был выписан вексель, не будет его оплачивать, потому что он уже его оплатил, и что вексель, что дал мне Пикколомини, – всего лишь копия. Тот сделал вид, что удивлен, сказал, что это невероятно, но что он разберется.
– Вы разбирайтесь, как вам будет угодно, – сказал я, – но пока отдайте мне мои 500 флоринов.
Он говорит, что я его знаю, что я могу ждать, что он представит гаранта векселя, он повышает голос, вмешиваются его жена и его слуга – головорез. Рижербос берет меня за руку, тащит за порог и ведет к человеку очень благородной внешности, который оказывается лейтенантом полиции. Выслушав всю историю, тот говорит мне оставить ему вексель и сказать, где я обедаю. Я называю ему дом г-на Д.О., и этого достаточно. Мы выходим, я благодарю г-на Рижербос и ухожу к Эстер.
Она встречает меня с радостью, упрекает за то, что не появлялся накануне. Мне это лестно. Она очаровательна. Я говорю ей, что только большие заботы не позволяют мне видеть ее каждый день, потому что ее глаза жгут мне душу. Заявив, что она этому не верит, и что я должен придумать, как ее убедить, она говорит мне, что если верно, что моя кабала обладает разумом, не имеющим ничего общего с разумом ее кабалы, я могу получить ответ с помощью кабалы – какое средство следует мне употребить, чтобы ее разубедить. Я притворяюсь, что счел этот способ великолепным, и предлагаю ей задать вопрос. Пришел ее отец с биржи, и мы сели за стол. Мы были за десертом, когда явился полицейский чиновник и передал мне от магистрата 500 флоринов, за которые я выдал ему квитанцию. После его ухода я рассказал г-ну Д.О. Всю историю, и прекрасная Эстер упрекнула меня, что я предпочел ей дурную компанию. Она захотела, чтобы я пошел с ней на голландскую комедию, где я скучал, в то время как она смотрела пьесу с самым живым вниманием. Вернувшись домой, она пересказала пьесу, потом мы поужинали, и вопрос о кабале не вставал. Я получил приглашение от нее и от г-на Д.О. обедать у них ежедневно или извещать их, когда не смогу прийти.
На завтра, в восемь часов, я вижу в своей комнате графа Пикколомини, который, ничего мне не объясняя, осыпает меня упреками. Я звоню, и появляется мой испанец. Граф просит его отослать, так как мы должны поговорить наедине. Я говорю, что он не понимает по-итальянски и у меня есть причины желать, чтобы он остался; но мой слуга все понимал.
– Вчера около полудня, – сказал граф, – ко мне вошли двое мужчин в сопровождении трактирщика, потому что, не понимая по-французски, они нуждались в переводчике. Один из них спросил меня, желаю ли я или нет выдать сразу 500 флоринов, что я вам должен, по тому фальшивому векселю, который они мне предъявили. Он сказал, что я должен отвечать сразу, да или нет, не рассуждая, ибо таков приказ, данный ему президентом полиции. Прижатый таким образом, я решил заплатить, но был очень удивлен, потому что этот человек сказал, что вернет мне вексель, только когда я назову, от кого его получил, потому что он фальшивый, и режим коммерции подразумевает, что следует найти изготовителя. Я ответил, что не знаю персону, которая мне его дала. Я сказал, что, для развлечения я затеял у себя в комнате небольшой банк в фараон, этот человек был приведен туда и вступил в игру этим векселем, и что он ушел, проиграв его. Я узнал после его ухода, что он пришел один и что никто из компании его не знает. Второй человек сказал, что я должен предпринять розыск, чтобы найти этого человека, в противном случае правосудие признает меня самого фальсификатором и предпримет против меня меры. Заявив мне это, они ушли вместе с векселем. Моя жена направилась после обеда к президенту полиции, чтобы высказать ему претензии, и он выслушал ее, вызвав переводчика. Ответ, который он ей дал, был таков, что его долг найти виновного в изготовлении фальшивки, что полиция на этом настаивает, и, кроме того, задета честь г-на Казанова, который может быть заподозрен как автор фальшивого векселя, и что торговец может выдвинуть против меня обвинение, чтобы постараться выяснить, кто подделал его подпись. Вы видите положение, в котором я нахожусь. Все зависит от вас; вы получили ваши деньги, выведите меня из затруднения. У вас есть друзья, походатайствуйте у них, и больше не будут говорить об этом деле.
Бурная, полная приключений жизнь Джованни Джакомо Казановы (1725–1798) послужила основой для многих произведений литературы и искусства. Но полнее и ярче всех рассказал о себе сам Казанова. Его многотомные «Мемуары», вместившие в себя почти всю жизнь героя — от бесчисленных любовных похождений до встреч с великими мира сего — Вольтером, Екатериной II неоднократно издавались на разных языках мира.
О его любовных победах ходят легенды. Ему приписывают связи с тысячей женщин: с аристократками и проститутками, с монахинями и девственницами, с собственной дочерью, в конце концов… Вы услышите о его похождениях из первых уст, но учтите: в своих мемуарах Казанова, развенчивая мифы о себе, создает новые!
Великий венецианский авантюрист и соблазнитель Джакомо Казанова (1725—1798) — один из интереснейших людей своей эпохи. Любовь была для него жизненной потребностью. Но на страницах «Истории моей жизни» Казанова предстает не только как пламенный любовник, преодолевающий любые препятствия на пути к своей цели, но и как тонкий и умный наблюдатель, с поразительной точностью рисующий портреты великих людей, а также быт и нравы своего времени. Именно поэтому его мемуары пользовались бешеной популярностью.
Мемуары знаменитого авантюриста Джиакомо Казановы (1725—1798) представляют собой предельно откровенный автопортрет искателя приключений, не стеснявшего себя никакими запретами, и дают живописную картину быта и нравов XVIII века. Казанова объездил всю Европу, был знаком со многими замечательными личностями (Вольтером, Руссо, Екатериной II и др.), около года провел в России. Стефан Цвейг ставил воспоминания Казановы в один ряд с автобиографическими книгами Стендаля и Льва Толстого.Настоящий перевод “Мемуаров” Джиакомо Казановы сделан с шеститомного (ин-октаво) брюссельского издания 1881 года (Memoires de Jacques Casanova de Seingalt ecrits par lui-meme.
«Я начинаю, заявляя моему читателю, что во всем, что сделал я в жизни доброго или дурного, я сознаю достойный или недостойный характер поступка, и потому я должен полагать себя свободным. Учение стоиков и любой другой секты о неодолимости Судьбы есть химера воображения, которая ведет к атеизму. Я не только монотеист, но христианин, укрепленный философией, которая никогда еще ничего не портила.Я верю в существование Бога – нематериального творца и создателя всего сущего; и то, что вселяет в меня уверенность и в чем я никогда не сомневался, это что я всегда могу положиться на Его провидение, прибегая к нему с помощью молитвы во всех моих бедах и получая всегда исцеление.
Знаменитый авантюрист XVIII века, богато одаренный человек, Казанова большую часть жизни провел в путешествиях. В данной брошюре предлагаются записки Казановы о его пребывании в России (1765–1766). Д. Д. Рябинин, подготовивший и опубликовавший записки на русском языке в журнале "Русская старина" в 1874 г., писал, что хотя воспоминания и имеют типичные недостатки иностранных сочинений, описывающих наше отечество: отсутствие основательного изучения и понимания страны, поверхностное или высокомерное отношение ко многому виденному, но в них есть и несомненные достоинства: живая обрисовка отдельных личностей, зоркий взгляд на события, меткие характеристики некоторых явлений русской жизни.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Валерий Тарсис — литературный критик, писатель и переводчик. В 1960-м году он переслал английскому издателю рукопись «Сказание о синей мухе», в которой едко критиковалась жизнь в хрущевской России. Этот текст вышел в октябре 1962 года. В августе 1962 года Тарсис был арестован и помещен в московскую психиатрическую больницу имени Кащенко. «Палата № 7» представляет собой отчет о том, что происходило в «лечебнице для душевнобольных».
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.
В работе А. И. Блиновой рассматривается история творческой биографии В. С. Высоцкого на экране, ее особенности. На основе подробного анализа экранных ролей Владимира Высоцкого автор исследует поступательный процесс его актерского становления — от первых, эпизодических до главных, масштабных, мощных образов. В книге использованы отрывки из писем Владимира Высоцкого, рассказы его друзей, коллег.
«Я вхожу в зал с прекрасной донной Игнасией, мы делаем там несколько туров, мы встречаем всюду стражу из солдат с примкнутыми к ружьям штыками, которые везде прогуливаются медленными шагами, чтобы быть готовыми задержать тех, кто нарушает мир ссорами. Мы танцуем до десяти часов менуэты и контрдансы, затем идем ужинать, сохраняя оба молчание, она – чтобы не внушить мне, быть может, желание отнестись к ней неуважительно, я – потому что, очень плохо говоря по-испански, не знаю, что ей сказать. После ужина я иду в ложу, где должен повидаться с Пишоной, и вижу там только незнакомые маски.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Погомас, который в Генуе назвался Пассано, поскольку все его знали, представил мне свою жену и свою дочь, некрасивых, грязных и наглых. Я быстро от них избавился, чтобы наскоро пообедать с моей племянницей и отправиться сразу к маркизу Гримальди. Мне не терпелось узнать, где обитает Розали.Лакей сенатора сказал мне, что его светлость находится в Венеции, и что его не ждут раньше конца апреля. Он отвел меня к Паретти, который женился через шесть или семь месяцев после моего отъезда.Сразу меня узнав, он показал, что рад меня видеть, и покинул свою контору, чтобы пойти представить меня своей жене, которая при виде меня испустила крик восторга и кинулась ко мне с распростертыми объятиями.
«Решившись заранее провести шесть месяцев в Риме в полном спокойствии, занимаясь только тем, что может мне предоставить знакомство с Вечным Городом, я снял на следующий день по приезде красивые апартаменты напротив дворца посла Испании, которым сейчас был монсеньор д’Аспурю; это были те апартаменты, что занимал учитель языка, у которого я брал уроки двадцать семь лет назад, когда был на службе у кардинала Аквавива. Хозяйкой этого помещения была жена повара, который приходил с ней спать только раз в неделю.