История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5 - [31]

Камилла, актриса и танцовщица Итальянской Комедии, с которой я закрутил любовь семь лет назад в Фонтенбло, была девочкой, к которой я был очень привязан из-за развлечений, которые находил у нее в маленьком домике у Белой заставы, где она жила со своим любовником, графом д’Эгревиль, который очень ценил мое общество. Он был братом маркиза де Гамаш и графини дю Рюмэн, красивый юноша, очень добрый и довольно богатый. Он никогда не был столь счастлив, как когда видел много народа в гостях у своей любовницы. Она любила только его; однако, полная ума и жизненного опыта, она не лишала надежды никого, кто проявлял к ней склонность; не скупясь и не проявляя излишней щедрости на свои милости, она заставляла себя обожать в своем кругу, не допуская ни бестактности, ни обидного пренебрежения.

Среди тех, кого, после своего любовника, она выделяла более других, был граф де ла Тур д’Овернь. Это был сеньор высокого рождения, который ее боготворил, но, будучи недостаточно богат для того, чтобы она целиком принадлежала ему, должен был довольствоваться тем, что ему доставалось. Говорили, что она любила его в качестве второго. Она содержала для него за недорогую цену молодую девочку, преподнеся ему ее, так сказать, в подарок, видя его столь влюбленным. Ла Тур д’Овернь содержал ее в Париже для себя в меблированных комнатах на улице Таранн; он говорил, что любит ее, так как это подарок, который сделала ему его дорогая Камилла, и часто приводил ее с собой ужинать на Белую заставу. Ей было пятнадцать лет, она была проста, наивна, без малейших амбиций; она говорила своему любовнику, что никогда не простит ему неверности, за исключением, если это будет с Камиллой, которой она считает для себя долгом уступать, потому что обязана ей своим счастьем. Я настолько влюбился в эту девочку, что часто отправлялся ужинать к Камилле лишь в надежде встретить ее там и насладиться наивностями, которыми она забавляла всю компанию. Я скрывался, как только мог, но был настолько увлечен ею, что часто уходил печальным с ужина, поскольку видел невозможность излечить мою страсть обычными путями. Я сочтен был бы странным, если бы позволил кому-то догадаться, и Камилла надо мной бы безжалостно посмеялась. Но вот что произошло со мной, излечив от этой страсти.

Как-то, покинув маленький домик Камиллы у Белой заставы, я искал фиакр, чтобы вернуться к себе, поскольку весь народ после ужина уже разошелся. Мы задержались за столом до часу после полуночи, и мой лакей сказал, что не нашел фиакра. Ла Тур д’Овернь сказал, что отвезет меня без малейшего неудобства, хотя его коляска была только на две персоны.

– Моя малышка, – сказал он, – посидит на нас.

Я, естественно, согласился, и вот я в коляске, с графом слева от меня и Бабеттой, сидящей на бедрах у нас обоих. Сгорая от желания, я думаю воспользоваться случаем и, не теряя времени, поскольку кучер погоняет быстро, беру ее за руку, сжимаю ее, она сжимает мою, я для начала подношу ее к губам, покрывая ее молча поцелуями и, стараясь убедить ее в своем пыле, пускаюсь во все тяжкие, как и должно быть в столь великом расположении моей души; но как раз в момент кризиса я слышу Ла Тур д’Оверня, который говорит мне:

– Я исполнен благодарности, мой дорогой друг, к чувству вежливости вашей страны, которому я даже не считал себя достойным; я надеюсь, что это не простая ошибка.

При этих ужасных словах я протягиваю руку и чувствую рукав его одежды; в такие моменты не хватит никакого присутствия духа, тем более, что за этими словами последовал взрыв смеха, который обнаруживал человека вполне понятливого. В моем расслабленном состоянии я не имел возможности ни рассмеяться, ни отрицать произошедшее. Бабетта спрашивает у своего друга, над чем он так смеется, и, поскольку он хочет объяснить ей, что его рассмешило, я ничего не говорю и чувствую себя до крайности глупо. К счастью, коляска останавливается, мой лакей открывает дверь, чтобы мне выйти, и я вхожу к себе, пожелав им доброй ночи, на что ла Тур д’Овернь мне желает того же, продолжая от души смеяться. Я же стал смеяться над приключением лишь полчаса спустя, поскольку оно было на самом деле потешное; но вопреки этому, я нашел его грустным и неприятным по причине насмешек, от которых должен был отбиваться.

Три или четыре дня спустя я решил отправиться попросить завтрака у любезного сеньора в восемь часов утра, потому что Камилла послала ко мне узнать, как я себя чувствую. Это дело не должно было помешать мне видеться с ней, но я желал узнать заранее, с какой ноги мне выступать.

Как только очаровательный Ла Тур меня увидел, он разразился смехом и, хорошенько посмеявшись, бросился меня обнимать, изображая девицу. Я попросил его, наполовину смеясь, наполовину серьезно, забыть эту глупость, поскольку не знал, как мне защищаться.

– Зачем думать, – ответил он, – о защите? Мы вас все любим, То, что произошло, – очень комичное приключение, которое веселит нас каждый вечер.

– Так что все об этом знают?

– А вы сомневаетесь? Камилла задыхается от смеха, и вы должны прийти этим вечером; я приведу Бабетту, и она вас насмешит, поскольку придерживается мнения, что вы не ошиблись.