История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5 - [24]
Не дожидаясь этого ответа, он удалился.
– Ну что ж, что скажешь о твоем муже?
– Позвольте, тетя, я скажу вам об этом только завтра; и за столом будьте добры говорить со мной, потому что, может быть, мое лицо его и не оттолкнуло, но он не может еще судить, разумна ли я.
– Я боялась, что ты будешь говорить свои глупости и испортишь хорошее впечатление, которое ты на него произвела.
– Тем лучше для него, если правда его разочарует, и тем хуже для него и для меня, если мы решим пожениться, не узнав, как следует, заранее наш образ мыслей.
– Как ты его находишь?
– Он мне кажется приятным; но подождем до завтра. Возможно, это он не захочет меня завтра, поскольку я так глупа.
– Я отлично знаю, что ты считаешь себя умной, и именно потому, что ты глупа, вопреки тому, что г-н Казанова полагает в тебе глубокий ум. Он смеется над тобой, дорогая племянница.
– Я уверена в обратном, дорогая тетя.
– Полно. Вот глупость во всех ее формах.
– Но я прошу у вас прощения, – говорю я. Мадемуазель совершенно права, полагая, что я далек от того, чтобы над ней насмехаться, и я вполне уверен, что завтра она будет блистать во всех темах, которые мы ей предложим.
– Тогда вы оставайтесь здесь, и мы убедимся в этом. Мы составим партию в пикет, и я буду играть против вас «шуэт». Моя племянница будет играть с вами в паре, потому что нужно, чтобы она училась.
Тиретта попросил позволения у своей цыпочки пойти в комедию. Мы не делали никаких визитов, мы играли вплоть до ужина, и, послушав Тирета, который хотел дать нам отчет о комедии, пошли спать.
Я был поражен, увидев перед собой м-ль де ла М-р, полностью одетую.
– Я пойду раздеться, – сказала мне она, – после того, как мы поговорим. Скажи мне без уверток, должна ли я согласиться на этот брак?
– Как ты находишь г-на Х?
– Он мне отнюдь не противен.
– Тогда соглашайся.
– Этого достаточно. Прощай. С этого момента наши любовные отношения окончены, А наша дружба начинается. Я иду ложиться в свою кровать.
– Наша дружба начнется завтра.
– Нет, Представь, что я умерла, и ты тоже. Мне трудно, но это решено. Если я должна стать женой этого человека, я должна быть уверена, что достойна ею быть. Может так статься, что я буду счастлива. Не удерживай меня, позволь мне уйти. Если бы ты знал, как я тебя люблю!
– По крайней мере, обнимемся.
– Увы, нет.
– Ты плачешь.
– Нет. Ради бога, позволь мне уйти.
– Сердце мое, ты будешь плакать в своей комнате. Я в отчаянии. Останься. Я буду твоим мужем.
– Нет, я больше не могу на это согласиться.
Произнося эти последние слова, она вырвала свои руки из моих и вышла, оставив меня охваченным стыдом. Я не спал. Я был в ужасе. Я не знал, виновен ли я больше в том, что соблазнил ее, или в том, что отдал ее другому.
На завтра, на обеде она блистала. Она беседовала со своим будущим столь разумно, что я видел, что он очарован сокровищем, которым будет обладать. Я притворился, как обычно, что у меня болят зубы, чтобы не разговаривать. Печальный, задумчивый и больной также и от ужасной ночи, которую провел, я с удивлением чувствовал, что влюблен, ревную, в отчаянии. М-ль де ла М-р со мной не говорила и на меня не глядела; она была права, и я ее не упрекал.
После обеда мадам вошла в свою комнату вместе с племянницей и г-ном Х, и вышла оттуда через час, сказав нам, что мы должны их поздравить, что через восемь дней она станет женой месье и уедет в тот же день с ним в Дюнкерк.
– Завтра, – добавила она, – мы все приглашены на обед к г-ну Корнеману, где будет подписан контракт.
Не могу описать читателю несчастное состояние моей души.
Решено было пойти в Комеди Франсез и, поскольку их было четверо, я уклонился. Я отправился в Париж и, думая, что у меня лихорадка, сразу лег спать, но вместо отдыха, в котором я нуждался, мучения, которые жестокое раскаяние причиняло моей душе, увлекли меня в ад. Я думал, что должен помешать этому браку, либо умереть. Уверенный, что м-ль де ла М-р меня любит, я не мог поверить, что она мне воспротивится, когда я дам ей понять, что ее отказ мне будет стоить жизни. С этой мыслью я встал с постели и написал ей письмо, полное самых бурных изъявлений страсти… Утихомирив таким образом мою боль, я заснул и поздним утром отправил письмо Тирета, поручив ему тайно передать письмо мадемуазель и заверив, что не выйду, пока не получу ответа. Я получил его четыре часа спустя. Вот, что я, содрогаясь, прочел:
«Дорогой друг, уже поздно. Выходите. Приходите обедать к г-ну Корнеману, и будьте уверены, что в течение нескольких недель мы оба сможем одержать над собой большую победу. Наша любовь останется лишь в нашей памяти. Прошу вас больше мне не писать».
Я был в отчаянии. Этот отказ в сочетании с более чем жестоким приказом больше ей не писать привел меня в ярость. Я уверился, что ее непостоянная душа стала влюблена в торговца… Эта мысль внушила мне желание пойти и убить его. Сотни мрачных способов выполнить мой бесчестный проект толпой проносились в моем влюбленном воображении, ревнивом, воспаленном, обуреваемом гневом и позорной досадой. Этот ангел мне казался чудовищем, которое я должен ненавидеть, либо неверной, которую я должен покарать. Я подумывал о суровых средствах и, вопреки тому, что мне это казалось подлым, я бы, не колеблясь, убил ее. Я решился пойти найти жениха, который остановился у Корнемана, чтобы разъяснить ему все, что произошло между девушкой и мной, и если этого окажется недостаточно, чтобы заставить его забыть свой проект женитьбы на ней, заявить ему, что один из нас должен умереть, и, наконец, убить его, если он отбросит мой вызов.
Бурная, полная приключений жизнь Джованни Джакомо Казановы (1725–1798) послужила основой для многих произведений литературы и искусства. Но полнее и ярче всех рассказал о себе сам Казанова. Его многотомные «Мемуары», вместившие в себя почти всю жизнь героя — от бесчисленных любовных похождений до встреч с великими мира сего — Вольтером, Екатериной II неоднократно издавались на разных языках мира.
Мемуары знаменитого авантюриста Джиакомо Казановы (1725—1798) представляют собой предельно откровенный автопортрет искателя приключений, не стеснявшего себя никакими запретами, и дают живописную картину быта и нравов XVIII века. Казанова объездил всю Европу, был знаком со многими замечательными личностями (Вольтером, Руссо, Екатериной II и др.), около года провел в России. Стефан Цвейг ставил воспоминания Казановы в один ряд с автобиографическими книгами Стендаля и Льва Толстого.Настоящий перевод “Мемуаров” Джиакомо Казановы сделан с шеститомного (ин-октаво) брюссельского издания 1881 года (Memoires de Jacques Casanova de Seingalt ecrits par lui-meme.
«Я начинаю, заявляя моему читателю, что во всем, что сделал я в жизни доброго или дурного, я сознаю достойный или недостойный характер поступка, и потому я должен полагать себя свободным. Учение стоиков и любой другой секты о неодолимости Судьбы есть химера воображения, которая ведет к атеизму. Я не только монотеист, но христианин, укрепленный философией, которая никогда еще ничего не портила.Я верю в существование Бога – нематериального творца и создателя всего сущего; и то, что вселяет в меня уверенность и в чем я никогда не сомневался, это что я всегда могу положиться на Его провидение, прибегая к нему с помощью молитвы во всех моих бедах и получая всегда исцеление.
«История моей жизни» Казановы — культурный памятник исторической и художественной ценности. Это замечательное литературное творение, несомненно, более захватывающее и непредсказуемое, чем любой французский роман XVIII века.«С тех пор во всем мире ни поэт, ни философ не создали романа более занимательного, чем его жизнь, ни образа более фантастичного», — утверждал Стефан Цвейг, посвятивший Казанове целое эссе.«Французы ценят Казанову даже выше Лесажа, — напоминал Достоевский. — Так ярко, так образно рисует характеры, лица и некоторые события своего времени, которых он был свидетелем, и так прост, так ясен и занимателен его рассказ!».«Мемуары» Казановы высоко ценил Г.Гейне, им увлекались в России в начале XX века (А.Блок, А.Ахматова, М.Цветаева).Составление, вступительная статья, комментарии А.Ф.Строева.
О его любовных победах ходят легенды. Ему приписывают связи с тысячей женщин: с аристократками и проститутками, с монахинями и девственницами, с собственной дочерью, в конце концов… Вы услышите о его похождениях из первых уст, но учтите: в своих мемуарах Казанова, развенчивая мифы о себе, создает новые!
Великий венецианский авантюрист и соблазнитель Джакомо Казанова (1725—1798) — один из интереснейших людей своей эпохи. Любовь была для него жизненной потребностью. Но на страницах «Истории моей жизни» Казанова предстает не только как пламенный любовник, преодолевающий любые препятствия на пути к своей цели, но и как тонкий и умный наблюдатель, с поразительной точностью рисующий портреты великих людей, а также быт и нравы своего времени. Именно поэтому его мемуары пользовались бешеной популярностью.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
«Эта авантюристка была римлянка, довольно молодая, высокого роста, хорошо сложена, с черными глазами и кожей поразительной белизны, но той искусственной белизны, что свойственна в Риме почти всем галантным женщинам, и которая так не нравится лакомкам, любящим прекрасную природу.У нее были привлекательные манеры и умный вид; но это был лишь вид. Она говорила только по-итальянски, и лишь один английский офицер по фамилии Уолпол поддерживал с ней беседу. Хотя он ко мне ни разу не обращался, он внушал мне дружеские чувства, и это не было только в силу симпатии, поскольку, если бы я был слеп или глух, с сэром Уолполом мне было бы ни жарко ни холодно…».
«Погомас, который в Генуе назвался Пассано, поскольку все его знали, представил мне свою жену и свою дочь, некрасивых, грязных и наглых. Я быстро от них избавился, чтобы наскоро пообедать с моей племянницей и отправиться сразу к маркизу Гримальди. Мне не терпелось узнать, где обитает Розали.Лакей сенатора сказал мне, что его светлость находится в Венеции, и что его не ждут раньше конца апреля. Он отвел меня к Паретти, который женился через шесть или семь месяцев после моего отъезда.Сразу меня узнав, он показал, что рад меня видеть, и покинул свою контору, чтобы пойти представить меня своей жене, которая при виде меня испустила крик восторга и кинулась ко мне с распростертыми объятиями.
«Решившись заранее провести шесть месяцев в Риме в полном спокойствии, занимаясь только тем, что может мне предоставить знакомство с Вечным Городом, я снял на следующий день по приезде красивые апартаменты напротив дворца посла Испании, которым сейчас был монсеньор д’Аспурю; это были те апартаменты, что занимал учитель языка, у которого я брал уроки двадцать семь лет назад, когда был на службе у кардинала Аквавива. Хозяйкой этого помещения была жена повара, который приходил с ней спать только раз в неделю.
«Мне 23 года.На следующую ночь я должен был провести великую операцию, потому что в противном случае пришлось бы дожидаться полнолуния следующего месяца. Я должен был заставить гномов вынести сокровище на поверхность земли, где я произнес бы им свои заклинания. Я знал, что операция сорвется, но мне будет легко дать этому объяснение: в ожидании события я должен был хорошо играть свою роль магика, которая мне безумно нравилась. Я заставил Жавотту трудиться весь день, чтобы сшить круг из тринадцати листов бумаги, на которых нарисовал черной краской устрашающие знаки и фигуры.