История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11 - [96]
– Если постараться экономить, можно потратить еще меньше.
– Может быть. И кому были вы рекомендованы в тех прекрасных странах, большим знатоком которых вы теперь становитесь?
– Никому. У меня английский паспорт, и я стараюсь, чтобы меня принимали за англичанина везде, куда я прибываю.
– Вы не опасаетесь дурной компании?
– Я не подпускаю ее к себе и сам к ней не приближаюсь; когда ко мне обращаются, я отвечаю только односложно, я ем и селюсь только тогда, когда убежден, что все в порядке, и путешествую только общественным транспортом, где цены мест фиксированные.
– Здесь вы сэкономите, потому что я избавлю вас от всех расходов и дам вам превосходного чичероне, в котором вы безусловно нуждаетесь.
– Вы извините меня за то, что я ничего не приму. Я поклялся счастьем своей матери, что ничего ни от кого не приму.
– Вы понимаете, что для меня нужно сделать исключение.
– Никаких исключений. У меня есть родственники в Венеции, с которыми я виделся, и обещание, что я дал матери, не позволило мне принять от них приглашение на обед. Когда я что-то обещаю, я никогда не нарушаю слово.
Я понял его фанатичное отношение к этим вопросам, и я не захотел настаивать. Жозефу было двадцать три года, он был очень маленький и красивый, и его принимали бы за девочку, если бы он не постарался отрастить себе бороду по низу щек. Несмотря на то, что вся экстравагантность его путешествия была очевидна, я должен был некоторым образом им восхититься. Я полюбопытствовал узнать, каковы дела у его матери и что сталось с моей дочерью, и он рассказал мне все, что знает, без утайки. Его мать была в долгах более, чем обычно, ее кредиторы усаживают ее в тюрьму по пять-шесть раз в год, она выходит, находя все время новые залоги и заключая новые договоры со своими кредиторами, которые должны ее выпускать, чтобы дать ей возможность частично расплачиваться с ними, устраивая балы и праздники, что было бы невозможно, если бы она оставалась в тюрьме. Моя дочь, которой должно было быть семнадцать лет, была красива, талантлива и пользовалась протекцией и уважением всех первых дам Лондона. Она давала концерты, живя со своей матерью, которая ее ежедневно оскорбляет, и все по пустякам, что заставляет бедную Софи проливать слезы. Я спросил, за кого ее собираются выдать замуж, когда мать возьмет ее из пансиона, в который я ее поместил, и он ответил, что разговоров об этом не слышал.
– Вы служите?
– Отнюдь нет. Моя мать все эти годы хочет отправить меня в Индии на корабле, загруженном моими товарами, и этим, полагает, я заложу основы большого состояния; но этого никогда не будет, потому что для того, чтобы иметь товары, нужны деньги, а у моей матери есть только долги.
Несмотря на его клятву, я убедил его взять в качестве чичероне моего слугу. В восемь дней он все увидел и хотел уехать; все, что я ему говорил, стараясь убедить остаться еще на восемь-десять дней, было бесполезно. Он написал мне из Рима, что забыл в своей комнате шесть рубашек, которые должны быть в ящике комода, и свой редингот; он просил меня взять их и отослать ему в Рим, не сказав, где он остановился. Он был несобранный человек, и, несмотря на это он объехал, опираясь только на самого себя, половину Европы, и, опираясь на три-четыре правила, смог избежать всяких несчастий.
Мне нанес неожиданный визит Гудар, который, узнав, какого калибра была компания, в которой я общался, явился просить меня устроить ему обед с его женой и пригласить на этот обед саксонцев и англичан, с которыми, как он знал, я развлекаюсь без устройства игр. Он говорил, что это ошибка – не занимать игрой этих людей, потому что они рождены и созданы для того, чтобы проигрывать. Восхищаясь чувствами, которые его обуревали, я пообещал ему устроить это удовольствие, разумеется, не играя у меня, потому что не хотел подставляться под неприятности. Ему только это и было нужно, поскольку он был уверен, что его жена заманит их к себе, где он может играть, как он мне говорил, без всяких опасений. Я назначил день этого обеда на дату после моего возвращения из Сорренто, куда мы должны были отправиться завтра.
Эта поездка в Сорренто стала последним настоящим счастьем, которое я испытал в жизни. Адвокат отвел нас в дом, где мы разместились со всеми удобствами, что можно пожелать. У нас было четыре комнаты, из которых одна была занята Агатой и ее мужем, другая Калименой и бывшей подругой адвоката, женщиной очень обаятельной, несмотря на возраст, и две другие – доном Паскалем Латила и мной. Мы нанесли визиты герцогу де Сера Каприола и аббату Беттони, без намерения соглашаться на обеды и ужины. После ужина мы рано легли спать, и, поднявшись утром, отправились на прогулку, адвокат – со своей старой подругой с одной стороны, дон Паскаль с Агатой – с другой, и я с Калименой. В полдень мы возвращались к обеду, всегда изысканному, и после обеда, оставив адвоката наслаждаться сиестой, дон Паскуале отправлялся прогуляться с Агатой и подругой ее мужа, а Калимена уходила со мной в укромные аллеи, куда солнце, еще сияющее, не могло проникнуть своими лучами. Это там Калимена увенчала мое пламя, после того, как я осаждал ее в течение двух дней подряд. На третий день, в пять часов утра, в присутствии Аполлона, который выходил из-за горизонта, сидя один подле другого на траве, мы отдались нашим желаниям. Калимена приносила себя в жертву не за деньги и не из благодарности, потому что я дарил ей только пустяки, но по любви, и я не мог в этом сомневаться; она отдалась мне и сожалела, что столь долго откладывала сделать мне этот подарок. До полудня мы трижды сменили жертвенник и провели все послеполуденное время прогуливаясь повсюду и делая остановку, как только малейшая искра нашего огня давала нам почувствовать зарождение желания, которое нужно было гасить. На четвертый день был слишком сильный ветер, и мы вернулись в Неаполь на трех колясках. Калимена убедила меня рассказать тете все, что произошло между нами, чтобы обеспечить этим удовольствие провести вместе несколько ночей в полной свободе. Убежденный, что так и следует поступить, и уверенный в том, что тетя не сочтет нужным возражать, я, передавая ей ее племянницу и оставшись затем наедине, выложил проект, придуманный мною:
Бурная, полная приключений жизнь Джованни Джакомо Казановы (1725–1798) послужила основой для многих произведений литературы и искусства. Но полнее и ярче всех рассказал о себе сам Казанова. Его многотомные «Мемуары», вместившие в себя почти всю жизнь героя — от бесчисленных любовных похождений до встреч с великими мира сего — Вольтером, Екатериной II неоднократно издавались на разных языках мира.
Мемуары знаменитого авантюриста Джиакомо Казановы (1725—1798) представляют собой предельно откровенный автопортрет искателя приключений, не стеснявшего себя никакими запретами, и дают живописную картину быта и нравов XVIII века. Казанова объездил всю Европу, был знаком со многими замечательными личностями (Вольтером, Руссо, Екатериной II и др.), около года провел в России. Стефан Цвейг ставил воспоминания Казановы в один ряд с автобиографическими книгами Стендаля и Льва Толстого.Настоящий перевод “Мемуаров” Джиакомо Казановы сделан с шеститомного (ин-октаво) брюссельского издания 1881 года (Memoires de Jacques Casanova de Seingalt ecrits par lui-meme.
«Я начинаю, заявляя моему читателю, что во всем, что сделал я в жизни доброго или дурного, я сознаю достойный или недостойный характер поступка, и потому я должен полагать себя свободным. Учение стоиков и любой другой секты о неодолимости Судьбы есть химера воображения, которая ведет к атеизму. Я не только монотеист, но христианин, укрепленный философией, которая никогда еще ничего не портила.Я верю в существование Бога – нематериального творца и создателя всего сущего; и то, что вселяет в меня уверенность и в чем я никогда не сомневался, это что я всегда могу положиться на Его провидение, прибегая к нему с помощью молитвы во всех моих бедах и получая всегда исцеление.
«История моей жизни» Казановы — культурный памятник исторической и художественной ценности. Это замечательное литературное творение, несомненно, более захватывающее и непредсказуемое, чем любой французский роман XVIII века.«С тех пор во всем мире ни поэт, ни философ не создали романа более занимательного, чем его жизнь, ни образа более фантастичного», — утверждал Стефан Цвейг, посвятивший Казанове целое эссе.«Французы ценят Казанову даже выше Лесажа, — напоминал Достоевский. — Так ярко, так образно рисует характеры, лица и некоторые события своего времени, которых он был свидетелем, и так прост, так ясен и занимателен его рассказ!».«Мемуары» Казановы высоко ценил Г.Гейне, им увлекались в России в начале XX века (А.Блок, А.Ахматова, М.Цветаева).Составление, вступительная статья, комментарии А.Ф.Строева.
О его любовных победах ходят легенды. Ему приписывают связи с тысячей женщин: с аристократками и проститутками, с монахинями и девственницами, с собственной дочерью, в конце концов… Вы услышите о его похождениях из первых уст, но учтите: в своих мемуарах Казанова, развенчивая мифы о себе, создает новые!
Великий венецианский авантюрист и соблазнитель Джакомо Казанова (1725—1798) — один из интереснейших людей своей эпохи. Любовь была для него жизненной потребностью. Но на страницах «Истории моей жизни» Казанова предстает не только как пламенный любовник, преодолевающий любые препятствия на пути к своей цели, но и как тонкий и умный наблюдатель, с поразительной точностью рисующий портреты великих людей, а также быт и нравы своего времени. Именно поэтому его мемуары пользовались бешеной популярностью.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
«Эта авантюристка была римлянка, довольно молодая, высокого роста, хорошо сложена, с черными глазами и кожей поразительной белизны, но той искусственной белизны, что свойственна в Риме почти всем галантным женщинам, и которая так не нравится лакомкам, любящим прекрасную природу.У нее были привлекательные манеры и умный вид; но это был лишь вид. Она говорила только по-итальянски, и лишь один английский офицер по фамилии Уолпол поддерживал с ней беседу. Хотя он ко мне ни разу не обращался, он внушал мне дружеские чувства, и это не было только в силу симпатии, поскольку, если бы я был слеп или глух, с сэром Уолполом мне было бы ни жарко ни холодно…».
«Погомас, который в Генуе назвался Пассано, поскольку все его знали, представил мне свою жену и свою дочь, некрасивых, грязных и наглых. Я быстро от них избавился, чтобы наскоро пообедать с моей племянницей и отправиться сразу к маркизу Гримальди. Мне не терпелось узнать, где обитает Розали.Лакей сенатора сказал мне, что его светлость находится в Венеции, и что его не ждут раньше конца апреля. Он отвел меня к Паретти, который женился через шесть или семь месяцев после моего отъезда.Сразу меня узнав, он показал, что рад меня видеть, и покинул свою контору, чтобы пойти представить меня своей жене, которая при виде меня испустила крик восторга и кинулась ко мне с распростертыми объятиями.
«Решившись заранее провести шесть месяцев в Риме в полном спокойствии, занимаясь только тем, что может мне предоставить знакомство с Вечным Городом, я снял на следующий день по приезде красивые апартаменты напротив дворца посла Испании, которым сейчас был монсеньор д’Аспурю; это были те апартаменты, что занимал учитель языка, у которого я брал уроки двадцать семь лет назад, когда был на службе у кардинала Аквавива. Хозяйкой этого помещения была жена повара, который приходил с ней спать только раз в неделю.
«Мне 23 года.На следующую ночь я должен был провести великую операцию, потому что в противном случае пришлось бы дожидаться полнолуния следующего месяца. Я должен был заставить гномов вынести сокровище на поверхность земли, где я произнес бы им свои заклинания. Я знал, что операция сорвется, но мне будет легко дать этому объяснение: в ожидании события я должен был хорошо играть свою роль магика, которая мне безумно нравилась. Я заставил Жавотту трудиться весь день, чтобы сшить круг из тринадцати листов бумаги, на которых нарисовал черной краской устрашающие знаки и фигуры.