История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11 - [22]
Я наблюдал в Аранхуэсе огромное количество персон, которые рыскали вокруг министров в старании сыскать себе должность.
– Все эти люди, – говорил мне дон Доминго, – вернутся к себе, по окончании поездки короля, ничего не добившись.
– Видимо они просят вещей невозможных?
– Совсем нет. Они ничего не просят. «Чего вы хотите?» – спросит у них министр. «То, что Ваша Светлость сочтет возможным мне предложить.» «Но к чему вы пригодны?» «Не могу знать. В.Св. может проверить мои таланты, мои способности и дать мне должность, которую сочтет возможным мне доверить». «Уходите, у меня нет времени».
Но так и повсюду. Карл III умер безумным; теперь королева Португалии сошла с ума. Король Англии был таким и, говорят, вылечился.
Я раскланялся с послом Венеции за три дня до его отъезда и сердечно расцеловался с Мануччи, который никогда не упускал случая оказать мне знаки самой сердечной дружбы. Я должен был рассказать ему о своей неудаче.
Дон Диего, сапожник, написал мне, что за деньги, что я хочу потратить, я получу также служанку из Бискайи, которая, когда я захочу, сможет приготовить мне достаточно хорошую еду. Адрес, который он мне отправил, принадлежал дому на улице Алькала. Я выехал из Аранхуэса утром и прибыл довольно рано, после обеда, в мое жилище. Аранхуэс находится от Мадрида на том же расстоянии, что Фонтенбло от Парижа.
Я приезжаю, вылезаю из коляски, захожу в первый этаж, нахожу бискайку, которая говорит по-французски, осматриваю свои апартаменты и нахожу кроме кабинета еще одну комнату с кроватью, где можно поместить друга, если захочу; я аплодирую сапожнику. Я велю внести мой багаж, приходит мой лакей, и он кажется мне приличным; я аплодирую дону Диего. Интересуясь узнать, каково уменье этой кухарки из Бильбао, я велю ей приготовить ужин для меня одного, хочу дать ей денег, и она говорит, что они у нее есть и что она даст мне отчет завтра. Я выхожу со своим слугой, чтобы забрать мои вещи у Менгса. Его лакей передает все моему, который уходит за двумя носильщиками, и сам уходит. Я не спрашиваю, дома ли Менгс, хочу дать его лакею дублон, но тот отказывается.
Я иду на Калле дель Десиньяно, чтобы увидеть донну Игнасию и ее отца, которого должен поблагодарить и заплатить деньги, и никого не нахожу. Соседка говорит мне, что он переехал. Я удивлен, что он мне не написал об этом; я иду на Калле д’Алькала, к себе; это в сотне шагов оттуда. Я устраиваю все, как хочу, в своей комнате, спрашиваю у Филиппа – так зовут моего слугу – куда переехал дон Диего, и он говорит, что это далеко, и что он отведет меня туда завтра. Я спрашиваю, где живет мой хозяин, и он говорит, что надо мной, но я могу быть спокоен, что мне не будет никакого шума. Он ушел и должен вернуться только в десять часов.
Я установил на маленьком столике все, что нужно для письма, сказав Филиппу, чтобы уходил и вернулся в девять часов, чтобы прислуживать мне за ужином. Я сказал ему пойти за вином, туда, где, я знал, оно хорошее, и сел работать. В девять часов он пришел сказать, что мне сервировали стол в другой комнате, я пошел туда, с жадным аппетитом, так как ничего не ел, и был удивлен, увидев маленький стол, накрытый с аккуратностью, которую я еще не видел в буржуазных домах в Испании. Но ужин меня убедил, что дон Диего – герой. Эта кухарка из Бильбао готовила как француженка. Пять блюд, «лас криадильяс», которые я люблю до безумия, все превосходное, мне показалось невозможным иметь, в довершение всего, такую хорошую кухарку, хотя за апартаменты я платил достаточно дорого.
К концу ужина Филипп сказал мне, что вернулся хозяин, и что если я позволю, он хотел бы зайти со мной повидаться.
– Пусть зайдет.
Я вижу сапожника с дочерью. Он снял этот дом специально, чтобы меня поселить.
Глава III
Мои амуры с донной Игнасией. Возвращение г-на де Мочениго в Мадрид.
Несчастны графы и маркизы, что подавляют самолюбие человека, который своими прекрасными поступками хочет вас убедить, что он так же благороден, как вы; берегитесь его, если стараетесь принизить его претензии, опозорить его; в своем праведном презрении он разорвет вас на куски и будет прав. Уважайте этого человека, который, называя себя джентльменом, хотя им и не является, как вы, воображает себе, что для того, чтобы играть эту роль, он должен совершать благородные поступки. Уважайте этого человека, который дает благородству определение, которое вызывает у вас смех. В этом определении не говорится, что оно состоит в следовании поколений от отца к сыну, в котором он последнее звено; он смеется над генеалогией. Он определяет джентльменство, говоря, что джентльмен – это человек, который хочет, чтобы его уважали, и полагает, что для этого нет другого средства, чем уважать других, жить честно, никого не обманывать, никогда не лгать; когда тот, кто его слушает, должен верить, что он говорит от чистого сердца, и ставить свою честь дороже жизни. Эта последняя часть определения, которое он дает джентльменству, должна заставить вас поверить, что он убьет вас, если вы посмеете обесчестить его путем предательства или обмана. Любой, кто сталкивается с этим физически, испытывает тот же шок от реакции; но в моральном аспекте реакция еще сильнее. Реакцией на обман является презрение, затем следует ненависть, следующая реакция – убийство, что ложится пятном бесчестья на человека, который желает быть уважаемым и делает все для этого.
Бурная, полная приключений жизнь Джованни Джакомо Казановы (1725–1798) послужила основой для многих произведений литературы и искусства. Но полнее и ярче всех рассказал о себе сам Казанова. Его многотомные «Мемуары», вместившие в себя почти всю жизнь героя — от бесчисленных любовных похождений до встреч с великими мира сего — Вольтером, Екатериной II неоднократно издавались на разных языках мира.
Мемуары знаменитого авантюриста Джиакомо Казановы (1725—1798) представляют собой предельно откровенный автопортрет искателя приключений, не стеснявшего себя никакими запретами, и дают живописную картину быта и нравов XVIII века. Казанова объездил всю Европу, был знаком со многими замечательными личностями (Вольтером, Руссо, Екатериной II и др.), около года провел в России. Стефан Цвейг ставил воспоминания Казановы в один ряд с автобиографическими книгами Стендаля и Льва Толстого.Настоящий перевод “Мемуаров” Джиакомо Казановы сделан с шеститомного (ин-октаво) брюссельского издания 1881 года (Memoires de Jacques Casanova de Seingalt ecrits par lui-meme.
«Я начинаю, заявляя моему читателю, что во всем, что сделал я в жизни доброго или дурного, я сознаю достойный или недостойный характер поступка, и потому я должен полагать себя свободным. Учение стоиков и любой другой секты о неодолимости Судьбы есть химера воображения, которая ведет к атеизму. Я не только монотеист, но христианин, укрепленный философией, которая никогда еще ничего не портила.Я верю в существование Бога – нематериального творца и создателя всего сущего; и то, что вселяет в меня уверенность и в чем я никогда не сомневался, это что я всегда могу положиться на Его провидение, прибегая к нему с помощью молитвы во всех моих бедах и получая всегда исцеление.
О его любовных победах ходят легенды. Ему приписывают связи с тысячей женщин: с аристократками и проститутками, с монахинями и девственницами, с собственной дочерью, в конце концов… Вы услышите о его похождениях из первых уст, но учтите: в своих мемуарах Казанова, развенчивая мифы о себе, создает новые!
«История моей жизни» Казановы — культурный памятник исторической и художественной ценности. Это замечательное литературное творение, несомненно, более захватывающее и непредсказуемое, чем любой французский роман XVIII века.«С тех пор во всем мире ни поэт, ни философ не создали романа более занимательного, чем его жизнь, ни образа более фантастичного», — утверждал Стефан Цвейг, посвятивший Казанове целое эссе.«Французы ценят Казанову даже выше Лесажа, — напоминал Достоевский. — Так ярко, так образно рисует характеры, лица и некоторые события своего времени, которых он был свидетелем, и так прост, так ясен и занимателен его рассказ!».«Мемуары» Казановы высоко ценил Г.Гейне, им увлекались в России в начале XX века (А.Блок, А.Ахматова, М.Цветаева).Составление, вступительная статья, комментарии А.Ф.Строева.
Великий венецианский авантюрист и соблазнитель Джакомо Казанова (1725—1798) — один из интереснейших людей своей эпохи. Любовь была для него жизненной потребностью. Но на страницах «Истории моей жизни» Казанова предстает не только как пламенный любовник, преодолевающий любые препятствия на пути к своей цели, но и как тонкий и умный наблюдатель, с поразительной точностью рисующий портреты великих людей, а также быт и нравы своего времени. Именно поэтому его мемуары пользовались бешеной популярностью.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
«Эта авантюристка была римлянка, довольно молодая, высокого роста, хорошо сложена, с черными глазами и кожей поразительной белизны, но той искусственной белизны, что свойственна в Риме почти всем галантным женщинам, и которая так не нравится лакомкам, любящим прекрасную природу.У нее были привлекательные манеры и умный вид; но это был лишь вид. Она говорила только по-итальянски, и лишь один английский офицер по фамилии Уолпол поддерживал с ней беседу. Хотя он ко мне ни разу не обращался, он внушал мне дружеские чувства, и это не было только в силу симпатии, поскольку, если бы я был слеп или глух, с сэром Уолполом мне было бы ни жарко ни холодно…».
«Погомас, который в Генуе назвался Пассано, поскольку все его знали, представил мне свою жену и свою дочь, некрасивых, грязных и наглых. Я быстро от них избавился, чтобы наскоро пообедать с моей племянницей и отправиться сразу к маркизу Гримальди. Мне не терпелось узнать, где обитает Розали.Лакей сенатора сказал мне, что его светлость находится в Венеции, и что его не ждут раньше конца апреля. Он отвел меня к Паретти, который женился через шесть или семь месяцев после моего отъезда.Сразу меня узнав, он показал, что рад меня видеть, и покинул свою контору, чтобы пойти представить меня своей жене, которая при виде меня испустила крик восторга и кинулась ко мне с распростертыми объятиями.
«Мне 23 года.На следующую ночь я должен был провести великую операцию, потому что в противном случае пришлось бы дожидаться полнолуния следующего месяца. Я должен был заставить гномов вынести сокровище на поверхность земли, где я произнес бы им свои заклинания. Я знал, что операция сорвется, но мне будет легко дать этому объяснение: в ожидании события я должен был хорошо играть свою роль магика, которая мне безумно нравилась. Я заставил Жавотту трудиться весь день, чтобы сшить круг из тринадцати листов бумаги, на которых нарисовал черной краской устрашающие знаки и фигуры.
«Решившись заранее провести шесть месяцев в Риме в полном спокойствии, занимаясь только тем, что может мне предоставить знакомство с Вечным Городом, я снял на следующий день по приезде красивые апартаменты напротив дворца посла Испании, которым сейчас был монсеньор д’Аспурю; это были те апартаменты, что занимал учитель языка, у которого я брал уроки двадцать семь лет назад, когда был на службе у кардинала Аквавива. Хозяйкой этого помещения была жена повара, который приходил с ней спать только раз в неделю.