История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11 - [106]

Лежа и держа Анастасию в моих объятиях, прижимаясь ртом к ее губам, я сказал ей, что она недостаточно мне доверяет, чтобы осмелиться раздеться и лечь со мной в мою кровать, и на этот вызов она спросила, обещаю ли я быть разумным. Сказать ей, что нет – это был бы ответ дурня. Я покорился своей участи и, сказав ей, что да, решил осчастливить эту красивую девушку, которая достаточно сражалась сама с собой в предыдущую ночь. Она сняла свое платье, сбросила юбки и пришла в мои объятия, отдающаяся, далекая от того, чтобы ловить меня на слове. Аппетит, как говорят, приходит во время еды. Ее пыл разбудил мою страсть, она стала неудержимой, она предоставила мне все свои прелести, и я не прекращал отдавать ей справедливость, пока сон не овладел моими чувствами. Наконец, она должна была меня покинуть. Проснувшись и обнаружив это весьма странное препятствие, способное насильно прервать мои отношения с маркизой, я посмеялся, видя, что вынужден все ей рассказать. Я увидел, что невольно стал жертвой Анастасии, потому что, не говоря уже о том, что было бы низостью отправлять ее после получасового дивертисмента, она бы при этом закрыла дверь; если же, тем не менее, она не закрыла дверь, что бы я стал делать с Леонильдой после того, как Анастасия меня исчерпала?

Когда я рассказал Леонильде всю эту историю, она должна была над ней посмеяться, и согласилась, что я больше ничего не смогу с ней сделать. Мы должны были покориться нашей участи. В остальные пять или шесть дней, что я там оставался, я имел Леонильду только два или три раза, в кабинете в саду и наспех. Я должен был посвящать все ночи Анастасии в своей кровати и кончить тем, что предстал перед ней предателем, когда воспротивился ее предложению, чтобы она поехала со мной в Рим, где, как она сказала, у нее есть дядя, очень богатый, который позаботится о ней, когда я перестану ее любить. Она считала, что, любя ее, я не мог отказаться от ее предложения, и она была права; но я не любил ее настолько, чтобы сделать своей любовницей, и все мое богатство состояло лишь из тысячи цехинов.

Маркиз де ла К… накануне моего отъезда странным образом удивил меня предложением, которое он сделал мне с глазу на глаз. Этот благородный человек, без долгого предисловия, поблагодарив меня за хорошую компанию, что я ему составил, сказал, что слышал из уст самого герцога де Маталоне, по какой причине я не женился на его жене, и что он всегда восхищался подарком, который я ей сделал, покидая Неаполь и не будучи при этом богатым.

– Эти пять тысяч дукатов, – продолжал он, – с другими пятью или шестью тысячами, что она получила от щедрот герцога, составили ее приданое, которое я увеличил до сотни тысяч дукатов, таким образом, ее судьба обеспечена, даже если я умру без наследников. То, чего я жду от вашей любезности сейчас, это чтобы вы приняли возмещение этих пяти тысяч дукатов, что вы дали Леонильде; это она желает дать вам этот знак своей любви и своего уважения, и я восхищен ее благородным желанием, но мне не хочется, чтобы это исходило от нее: это от меня вы получите их сегодня. Она не посмела объявить вам то, что я только что сказал, из-за свойственной ей деликатности. Она решила, что вы сочтете неправильным, чтобы она хотела этим возвратом снять с себя долг благодарности, которым она вам обязана.

– Она была бы права, я бы отказался принять от нее эти пять тысяч дукатов, но не откажусь принять их от вас, потому что воспринимаю их лишь как дар, происходящий из самой прекрасной из ваших добродетелей. Отказ с моей стороны, дорогой маркиз, выглядел бы лишь как продиктованный глупой гордыней и неуместный, потому что я небогат. Я лишь хотел бы, чтобы ваша супруга и ее мать присутствовали в тот момент, когда вы будете делать мне этот подарок.

– Мы сделаем это после обеда.

Город Неаполь был храмом моей удачи все четыре раза, что я там бывал. Если бы я явился туда сейчас, я бы там умер от голода. Фортуна не любит старости. В последний раз, что я там был, она дала мне встретить двух женщин, богатых и счастливых, которые вернули мне то, что я им давал, как будто я им это одолжил. Леонильда и ее мать плакали от радости, когда маркиз вручил мне в их присутствии пять тысяч дукатов банковскими билетами, и в то же время дал другие пять тысяч донне Лукреции в знак благодарности, потому что это была ее заслуга – познакомить его со мной. Он благоразумно скрыл от нее главную причину этого деяния. Донна Лукреция не знала, что герцог де Маталоне сказал ему, что Леонильда моя дочь. Чувство благодарности пригасило мое веселье на остатке дня, и Анастасия провела ночь со мной достаточно грустно. Когда она сделала мне упрек, что я ее не люблю, я ответил ей только поцелуем. Я уехал назавтра в восемь часов, после того, как с той и с другой стороны были высказаны самые тонкие чувства, словами, которые лишь в очень малой степени могли их передать. Я с большим удовольствием пообещал маркизу писать ему из Рима. Я прибыл в Неаполь в одиннадцать часов, к Агате, которая, полагая, что я в Риме, была удивлена меня видеть. Ее муж встретил меня с выражениями самой искренней дружбы, несмотря на свое недомогание. Я сказал, что твердо намерен выехать сегодня же после обеда и что заехал к ним лишь затем, чтобы их обнять и попросить его оформить мне обменный вексель на Рим вместо банковских билетов в пять тысяч дукатов, что я ему дал. Он заверил меня, что все будет готово к трем часам, и Агата, обрадованная, сразу отправила сказать Калимене, чтобы та пришла пообедать с ней.