История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1 - [78]

– Вот уже шесть месяцев, как я люблю Барбарукку, и три, как я уверен, что любим. Пять дней назад ее отец застал нас в пять часов утра в ситуации, не оставляющей сомнения, что мы состоим в любовной связи. Этот человек вышел, сдержав себя, и в момент, когда я хотел броситься ему в ноги, он проводил меня к двери своего дома, запретив в будущем там появляться. Чудовище, которое нас выдало, была служанка. Я не могу жениться, потому что у меня женатый брат, а мой отец не богат. Я не имею состояния, и у Барбарукки ничего нет. Увы! Вот, я вам доверил все, можете себе представить, в каком она состоянии? Ее отчаяние, должно быть, такое же, как мое, потому что не может быть большего. Нет возможности послать ей письмо, потому что она не выходит даже к мессе. Я несчастный! Что мне делать? Мне остается только плакать, потому что, как человек чести, я не могу быть замешан в этом деле.

Я сказал ему, что в течение пяти дней ее не видел, и, не зная, что сказать, я дал совет, который в таких случаях дают все глупцы: я посоветовал забыть ее. Мы были на набережной Рипетта, и дикие глаза, которыми он уставился на воды Тибра, заставили меня опасаться некоторых роковых последствий его отчаяния, я обещал ему, что поговорю о Барбарукке с его отцом, и что я буду передавать ему новости. Он просил меня не забывать о нем.

Уже четыре дня я не видел донну Лукрецию, несмотря на огонь, который зажгла прогулка в Тестаччио в моей душе. Я опасался доброты отца Жеоржи, и еще больше того, что он решит не давать мне больше советов. Я пошел повидать ее после урока, и нашел одну в ее комнате. Она сказала грустным и нежным голосом, что невозможно, чтобы я за это время не смог с ней повидаться.

– Ах, мой милый друг! Это не недостаток времени мне мешает. Я переживаю за свою любовь до такой степени, что хотел бы умереть, лишь бы не допустить, чтобы о ней узнали. Я подумал пригласить вас всех на обед во Фраскати. Я пошлю за вами фаэтон. Надеюсь, что там мы сможем уединиться.

– Сделайте, сделайте так, я уверена, что они не откажутся.

Через пятнадцать минут пришли все, и я предложил провести вечеринку, все за мой счет, в ближайшее воскресенье – в день святой Урсулы – имя младшей сестры моего ангела. Я пригласил также донну Сесилию и ее сына. Они согласились. Я сказал, что фаэтон будет у их дверей точно в семь часов, и также я в двухместном экипаже.

На следующий день, после занятий у г-на Далакка, спускаясь по лестнице к выходу, я вижу Барбарукку, которая, проходя из одной комнаты в другую, роняет письмо, глядя на меня. Я вынужден забрать его, потому что поднимающаяся служанка смогла бы его увидеть. В этом письме, в которое было вложено другое, говорилось: – «Если Вы полагаете, что это ошибка – передавать это письмо своему другу, сожгите его. Пожалейте несчастную и будьте осторожны». Вот содержание вложенного и не заклеенного послания: «Если ваша любовь равна моей, вы не можете надеяться жить счастливо без меня. Мы не можем говорить или писать друг другу иным способом, чем тот, что я осмеливаюсь использовать. Я готова сделать абсолютно все, что может объединить наши судьбы до самой смерти. Подумайте и решите». Я чувствовал себя в высшей степени тронутым жестокой ситуацией этой девушки, но я, не колеблясь, решился отдать ей ее письмо на следующий день, в сопровождении моего, в котором я приносил бы извинения, что не могу оказать ей эту услугу. Я написал его вечером и положил себе в карман. На следующий день я пошел, чтобы отдать ей письмо, но, сменив костюм, я его не нашел, потому что оставил дома, и мне пришлось отложить все на завтра. Впрочем, я не видел и девушку. Но в тот же день появляется бедный несчастный любовник, входит в мою комнату, когда я иду обедать. Он бросается на диван, описывая свое отчаяние такими живыми красками, что, наконец, опасаясь всего, я не могу помешать себе успокоить его боль, отдав ему письмо Барбарукки. Он говорит о том, что убьет себя, потому что у него внутреннее ощущение, что Барбарукка решила больше не думать о нем. У меня не было другого способа убедить его, что его мнение ошибочное, как дать ему письмо. Это моя первая роковая ошибка в этом фатальном деле, совершенная по слабости сердца. Он его читал, перечитывал, он его целовал, он плакал, он бросался мне на шею, благодаря за жизнь, что я ему дал, и закончил, сказав, что он принесет мне, прежде чем я пойду спать, свой ответ, потому что его любовница нуждается в таком же утешении, как и он. Он ушел, заверив меня, что его письмо меня нисколько не скомпрометирует, А впрочем, я могу его прочесть. Действительно, его письмо, хотя и очень длинное, не содержало ничего, кроме уверений в вечном постоянстве, и химерических надежд, но, несмотря на все, я не должен был делать из себя Меркурия. Чтобы не ввязываться в это дело, я должен был подумать, что отец Жеоржи, безусловно, никогда не дал бы мне своего согласия на такую мою услугу. Найдя на следующий день отца Барбарукки больным, я имел счастье видеть его дочь сидящей у изголовья его постели. Я рассудил из этого, что она, возможно, прощена. Она, не отходя от постели отца, провела мой урок. Я отдал ей письмо ее любовника, которое она положила в карман, зардевшись, как огонь. Я предупредил, что завтра они меня не увидят. Это был день Св. Урсулы, одной из тысячи мучениц, девственниц и принцесс.