История зарубежной литературы XIX века. Романтизм - [35]

Не следует забывать о том, что в германоязычных странах само развитие романтизма сопровождалось отталкиванием от французского влияния, так как Франция в XVIII веке была центром классицизма и просветительства, подлежащих преодолению. Поэтому французский романтизм – более поздний, более трудный, на свой лад – более риторический (и не менее «лирический»). Стремление немецких романтиков увязать в единое целое душевные глубины личности с космическим целым не нашло во Франции серьезного продолжения, хотя наряду с психологическими и социальными моментами французский романтизм отдал немалую дань фантастике. Лирико-риторическое начало чрезвычайно способствовало разбуханию новеллы в повесть. Одно «неслыханное происшествие» разбавлялось рассуждениями, описаниями и излияниями, столь чуждыми новеллистической лапидарности; вносились и дополнительные эпизоды. Все же среди потока французских романтических повестей «случались» и новеллы, а где-то на грани романтизма и реализма вырос настоящий новеллист, один из великих – Проспер Мориме.

Б. Г. Реизов Французский исторический роман в эпоху романтизма

В «Соборе Парижской Богоматери» Гюго словно состязается со Скоттом: о нем можно было бы сказать то же, что он говорил о «шотландском волшебнике». В его романе общество XV века возникает целиком, от короля до нищего, от ученого монаха до невежественного звонаря, от рыцаря до голодного поэта. Здесь есть кающиеся святые, пьяные забулдыги, знатные дамы, горожане, крестьянки и цыгане. Они связаны друг с другом противоречиями эпохи и единством ее. Уличная плясунья объясняет монаха, трюаны объясняют короля, фламандские горожане объясняют монархическую Францию. Столкнувшиеся здесь классы и типы дополняют друг друга и характеризуют эпоху. И читатель отчетливо чувствует, что каждый из них был бы непонятен вне общей картины, органичным и необходимым элементом которой он является. Единство противоречий, создающих данную эпоху, ощущается непосредственно, как художественное впечатление.

Как должны отразиться эти противоречия эпохи в душе и судьбе человека? В начинающемся крушении старых качеств и медленном возникновении новых ломаются и перестраиваются мировоззрение и психология людей; их поведение, подчиняясь новым мотивам, не сдерживаемое старыми запретами, выходит из обычной колеи и вступает в область непредвиденного и фантастического. Люди испытывают чувства и совершают поступки, непонятные и неожиданные для них самих.

Прежде всего разрушается страшная сила, тяготевшая над сознанием средневековья, – религия. Католицизм с его аскезой, с его строгой догматикой, с полной властью Церкви над всем поведением человека подточен в своем основании. Книга убьет собор не только как одно средство выражения вытесняет другое, но и как новая мысль убивает старую. «Личное исследование» («examen personnel») выпускает человека на волю из темницы религии. Как происходит этот процесс? Как мучительный разрыв сознания, как поиски ощупью, со всеми колебаниями и страхами уже не верующего, но еще суеверного ума. Этот процесс может быть особенно острым и показательным среди тех, кто теснее всего связан с религией, кто является и ее идеологом, и ее жертвой. Гюго ищет типическое выражение этого исторического кризиса в душе ученого, которому особенно дорога средневековая, сплошь религиозная наука и особенно тягостны сомнения, в душе аскета, посвятившего свою жизнь идеалам, в которые он перестал верить. Это ученый монах, носитель католической идеологии и вместе с тем существо, наиболее уязвимое для сомнений и соблазнов. Клод Фролло, архидиакон собора, вырастает из «идеи» XV века. Трещина, расколовшая эпоху, прошла через его сознание и сделала его типом.

Старому феодальному обществу, где жизнь и право сосредоточивались в высших классах, где человеком был только «владелец душ», угрожает новая демократическая стихия, пробивающая себе дорогу из глухих низов. В XV веке зарождается общественное мнение, демократия заявляет о себе – и Гюго показывает массовые сцены, в которых бушует эта все еще подавляемая сила: встреча нидерландских послов в первых главах романа и осада собора, в разных планах, но в одинаковой мере, показывают эту новую силу истории.

Это не только картина нравов. Народ, демократическая масса определяют судьбу главных героев, сумму событий. Без бунта трюанов сюжет был бы так же невозможен, как и без психологии архидиакона.

Иерархия, ступенчатое строение общества и Церкви – основа феодализма и католицизма. Отношение Квазимодо к Клоду Фролло, беспрекословное подчинение, преданность, не имеющая границ, – явление типичное для католического средневековья. Но вот происходит нечто неожиданное – невежественный звонарь восстает против архидиакона, против божеского закона, против Церкви, восстает из чувства нравственного негодования, отбрасывая закон повиновения в результате тяжелого разочарования, «личного исследования», под влиянием новых нравственных идей. В этом проявляется крушение старой идеологии, и возникает новое чувство справедливости, противостоящее букве закона и духу подчинения. Без звонаря непонятен был бы и архидиакон, и то духовное восстание, которое прошло по всему изображенному в романе обществу.