История второй русской революции - [34]

для обсуждения условий мира и для начала мирных переговоров». Рабочие «Парвиайнена» шли еще далее и прибавляли к требованию опубликования тайных договоров еще следующие требования: «1) смещение Временного правительства, служащего только тормозом революционного дела, и передача власти в руки Совета рабочих и солдатских депутатов; 4) организация Красной гвардии и вооружение всего народа; 5) протест против “Займа Свободы’, который на деле служит закабалением этой свободы; 6) реквизиция типографий всех буржуазных газет и передача их в пользование рабочих газет; 9) реквизиция всех продуктов продовольствия для нужд широких масс; 10) немедленный захват земель крестьянскими комитетами и передача орудий производства в руки рабочих; 11) протест против вывода революционных войск из Петрограда». Правда, на другой день после напечатания этой резолюции (крупным шрифтом, на месте передовых статей) «Известия» заявили, что она, «выражающая мнение одной группы рабочих, не отвечает взглядам Совета». В дальнейшем, как увидим, эта большевистская программа сделалась предметом борьбы в Совете. Но здесь она впервые была высказана открыто.

День первого мая прошел сравнительно спокойно, и ленинская пропаганда встретила решительный отпор со стороны большинства уличных ораторов и публики. Но опубликование через день (20 апреля) ноты 18 апреля дало новый благодарный повод большевикам для первой уличной манифестации вооруженных сил против Временного правительства. К 3-4 часам дня к Мариинскому дворцу пришел запасный батальон Финляндского полка с плакатами: «Долой Милюкова», «Милюков в отставку». За ним прибыли роты 180-го запасного батальона, несколько рот Кексгольмского полка и около роты 2-го флотского Балтийского экипажа. Большинство солдат не знали, зачем они пришли. Закулисная сторона их вызова обнаружилась отчасти из письма Федора Линде («Новая жизнь», 23 апреля), который признал, что именно он вывел Финляндский полк и что, «состоя членом Совета рабочих и солдатских депутатов», он «себя в разбираемом событии лицом неответственным признать не может». Кроме войск, в демонстрации участвовали рабочие-подростки, громко заявлявшие, что им за это заплачено по 10-15 рублей. Позднее был арестован известный своими германскими связями литератор Колышко, в письмах которого в Стокгольме найдены выражения удовольствия по поводу того, что после долгих усилий, наконец, удалось свалить Милюкова и Гучкова. Вернувшиеся в Россию из Берлина сестры милосердия Фелькерзам рассказывали, что задача устранения обоих министров прямо была поставлена в Германии. Все это показывает, что движение 20 и 21 апреля было инсценировано из тех же темных источников, как и другие ранее упоминавшиеся уличные движения.

Победа правительства. Власть Совета над гарнизоном и отставка генерала Корнилова. Руководителей Совета рабочих и солдатских депутатов винить в этом движении нельзя уже потому, что для них лозунг свержения Временного правительства был неприемлем и занимать место правительства они не собирались, предпочитая оказывать на него «давление». Исполнительный Комитет Совета, узнав ночью с 19-го на 20-е содержание ноты, оказался в чрезвычайно затруднительном положении между большевиками и нотой 18 апреля. Ни на ночном, ни на утреннем заседании он не принял никакого решения, кроме предложения Временному правительству сообща обсудить положение. Временное правительство пошло навстречу этому предложению, и вечером состоялось, впервые за все время революции, совещание с правительством всего состава Исполнительного Комитета (около 70 человек). Министры решили воспользоваться этой первой встречей, чтобы дать понять руководителям Совета всю трудность и сложность положения в государстве. Один за другим выступали с докладами министры военный, земледелия, финансов, путей сообщения, наконец, иностранных дел и осветили перед очень разнородным собранием положение всех сторон государственной жизни. Доклады произвели сильное впечатление, и готовность пойти на соглашение еще усилилась в результате заседания. После отказа министра иностранных дел от издания новой ноты И. Г. Церетели согласился на опубликование официального разъяснения только двух мест, вызывавших особенно ожесточенные нападки. На другой день к 5 часам дня текст разъяснений был обсужден в правительстве, предварительно показан Церетели и им одобрен. 22 апреля Временное правительство разъяснило, что «нота министра иностранных дел была предметом тщательного обсуждения Временного правительства, причем текст ее принят единогласно» (впоследствии А. Ф. Керенский пытался отрицать это). Выражение о «решительной победе над врагами имеет в виду достижение тех задач, которые поставлены декларацией 27 марта», а «под упоминавшимися в ноте «санкциями и гарантиями» прочного мира Временное правительство подразумевало ограничение вооружений, международные трибуналы и проч.». Это разъяснение министр иностранных дел обещал передать послам союзных держав. Очевидное несоответствие этих скромных разъяснений с тем раздражением, которое было вызвано действительным противоречием между нотой 18 апреля и циммервальдской точкой зрения Совета, лучше всего характеризует шаткость позиции вождей Совета. Эта шаткость вполне сказалась уже на заседании Совета 20 апреля, в котором ряд ораторов заявил, что «брать власть в свои руки преждевременно и опасно», что захват власти может привести к гражданской войне, в которой, по словам В. М. Чернова, «темные силы покажут свою живучесть». «Кто заменит правительство? — спрашивал один оратор. — Мы? Но у нас руки дрожат. Нет, товарищи, не надо нам строить карточных домиков, которые сдунуть будет еще легче, чем народ сдунул Николая II. Не надо нам азартной игры в карты».