История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к открытым военным действиям. Том 5 - [25]
Переправившись через реку Куру у Менгечаура, Небольсин вступил в шекинское владение в то время, когда персияне, разорив Ширванское ханство и встретив сопротивление со стороны самого хана, перешли обратно через реку Араке и ушли на Муганскую степь. Хотя они отступили весьма удачно, не были отрезаны и избежали встречи с нашими войсками, тем не менее Баба-хан был недоволен действиями своих военачальников. Он упрекал Пир-Кули-хана в том, что тот не дал помощи его сыну Аббас-Мирзе и сидел спокойно в Ахаре. «Такового твоего поступка мы не одобряем, – писал повелитель Персии, – потому что мы ожидали от тебя, в случае какого покушения русских войск на тамошние края, что ты, без повеления нашего и без всякой нужды в войске, можешь наказать их даже с десятью человеками и искоренить все злонамерие их, а не то, чтобы ты, как чужд, сидел в Ахаре»[97]. Баба-хан сообщал Пир-Кули-хану, что он приказал собрать «ловящих львов» еще 10 000 человек, из которых 3000 пеших отправить гилянской стороной, а 7000 кавалерии по Хамсийской дороге; что все эти войска соберутся под начальством сына его Аббас-Мирзы на Мугани и что к ним присоединятся дагестанские народы[98].
Соединения этого, однако же, не последовало. С одной стороны, пребывание русских войск в Дербенте, а с другой – движение отряда генерала Небольсина устрашали хана Казикумухского, и он предпочел оставаться в своих горах, не трогаясь с места. Предположение о нападении на Дербент было оставлено Сурхаем, и генерал Глазенап имел теперь полную возможность привести в исполнение мысль о покорении Баку. Главнокомандующий настаивал, чтобы город покорен был непременно в сентябре и чтобы самостоятельность ханства была уничтожена.
Ханство это, занимая несколько верст в окружности, примыкало с одной стороны к Каспийскому морю, а с прочих сторон – к Дагестану и ханству Шемахинскому или Ширванскому, полное спокойствие в которых могло быть соблюдено только со введением русского управления в Баку. Сверх наказания бакинского хана за изменнический поступок с князем Цициановым, покорение этого ханства признавалось необходимым еще и потому, что Баку был крайний и важнейший пункт при установлении предположенной границы по рекам Куре и Араксу[99].
Предпринимая экспедицию в Баку, Глазенап пригласил шамхала к совокупному действию с русскими войсками и поручил ему употребить все свое старание к убеждению туземцев сдать город добровольно, полагаясь вполне на великодушие русского императора. Для большего устрашения жителей флотилия наша должна была появиться в виду Баку, как только отряд Глазенапа переправится через реку Самур. С этой целью генерал-майору Баркову вторично подтверждено, чтобы он, как только суда прибудут в Сладкоеричную пристань, нагрузил на них 15 орудий, посадил батальон Севастопольского полка и отправил их к Дербенту.
Присоединив к себе донской Нечаева полк, присланный на подкрепление, и дождавшись прибытия флотилии к Дербенту, Глазенап намерен был выступить, но в это время получил предписание графа Гудовича сдать начальство генералу от инфантерии Булгакову. Последний, вследствие неудовольствий, возникших между главнокомандующим и генералом Глазенапом, назначен сначала начальником Кавказской линии, а потом ему предписано было отправиться в отряд Глазенапа, где и принять главное начальство[100].
Булгаков был человек преклонных лет, но храбрый, довольно энергичный, способный более действовать штыком, чем пером, от которого он и пострадал впоследствии. С началом боя он оживал, увлекался и был полон отваги.
26 августа Булгаков прибыл в Дербент, где и принял начальство над войсками, в составе которых находилось 111 штаб-и обер-офицеров и 2927 человек нижних чинов с 10 орудиями[101]. Войска имели провиант только по 1 сентября, но, расходуя собственный экономически, могли продовольствоваться до 5-го числа. Предвидя недостаток в продовольствии, Глазенап, еще до выступления в поход, сделал распоряжение о доставлении его морем из Астрахани в Дербент, но различные обстоятельства, в том числе и неисправность каспийской эскадры, были причиной замедления в доставке. Граф Гудович, со своей стороны, также хлопотал о скорейшей доставке хлеба в Дербент и Баку и торопил Булгакова выступлением.
«Я полагаю, – писал главнокомандующий, – по рапорту от десантной флотилии, которая готова была 27 августа к выходу в море и ожидала ветра, что вы завтра или послезавтра выступите от Дербента к Баку для покорения оной, покоривши прежде Хамбутая (хана Казикумухского) и Кубу. Флотилия должна прежде прибытия вашего туда стать на рейде пред Баку. Я не думаю, чтобы оная (Баку), увидевши с моря(?) ваш корпус, осмелилась держаться»[102].
Булгаков предупредил желание графа Гудовича относительно выступлений из Дербента, но, руководствуясь требованием, чтобы крепость была покорена в сентябре, двинулся прямо к Баку, оставив в стороне Кубу и Сурхай-хана Казикумухского.
Как только 5 сентября прибыла к Дербенту флотилия с десантом и с частью продовольствия[103], Булгаков тотчас же выступил в поход. Не доходя верст девяносто до города, он вечером 28 сентября отправил к бакинцам письмо, в котором писал, что если жители не раскаются и не повергнут себя милосердию русского императора, то он «потрясет непобедимым войском российским основание города». Совершенно неожиданно Булгаков получил ответ от самого Хусейн-Кули-хана и письмо от одного из преданных хану лиц – Сулейман-Бека. Первый раскаивался в поступке своем с князем Цициановым, просил прощения и помилования, а второй довольно хитро и вкрадчиво объяснял, что народ без воли хана ни к чему приступить не может. Прибывшие с письмами в то же время объяснили Булгакову, что если хану не будет обещано прощение, то он будет защищаться до последней капли крови, а затем прибавляли, что в случае неудачи он уйдет из города, для чего и приготовил лодки.
