История волков - [43]

Я наклонилась к Полу:

– Все в порядке?

– Все в порядке, – отозвался он.

– Пойдем обратно в номер?

– Пойдем обратно в номер, – повторил он, обдав меня сладковатым фруктовым дыханием.

* * *

Когда мы вернулись, Патра накормила нас ужином. Еду она заказала нам двоим в номер. Сэндвичи с поджаренным сыром и шоколадные милкшейки в высоких стаканах с торчащими из них изогнутыми красными соломинками. В каждом из наших номеров стояло по две двуспальных кровати, и нас разделяло целое футбольное поле одеял и покрывал с дюжиной разложенных на них кроваво-красных подушек, а на прикроватных тумбочках стояли плошки с мятными леденцами в обертках. Я пила свой шейк в кровати и смотрела погодный канал на большом экране телика – там грозовой фронт в виде меняющей контуры тучи из пикселей медленно двигался к югу. Я поняла, что фронт пройдет хоть и мимо, но близко от нас, и ощутила укол испуга. Патра лежала на другой кровати, сжимая Пола в объятиях. Наконец из соседнего номера вошел Лео и постучал по своему запястью согнутым пальцем. У них с Патрой был заказан столик в гостиничном ресторане, и, когда Патра взглянула на меня, возлежащую на своем приватном пляже из одеял и подушек, я шепнула:

– Идите!

«Спасибо!» – ответила она одними губами. Потом поцеловала Пола, подтянула спущенные носки и вышла из комнаты.

Через мгновение из-за двери показалась голова Лео:

– Если тебе что-то понадобится, мы внизу!

Как будто я не знала.

Я сползла с кровати, пересекла комнату к кровати, на которой дремал Пол. Смахнула крошки с одеяла, выключила лампу. Потом отправилась в ванную и ногтем вскрыла обертку маленького мыльца. Не знаю, сколько времени у меня было до их возвращения из ресторана, и я не рискнула принять ванну – хотя мне ужасно хотелось! Вместо ванны я включила душ – только горячую воду – и целую незабываемую минуту простояла под обжигающими потоками. Водяные иголочки искололи меня и почему-то пробудили ощущение печали, ощущение покинутости, которое я испытывала, сама того не осознавая. Странное это было ощущение, которое перевернуло во мне все: ощущение, что вот-вот в моей жизни произойдет что-то неведомое – новая страница. Я насухо вытерлась простыней и влезла в холодную комбинашку из секонд-хенда. Зеркало запотело от пара, и я себя не видела. И не могла разобрать, выгляжу ли я как малый ребенок, пытающийся выглядеть старше, или как девочка-подросток со своими тайными горестями – мыслями о колледже и мальчиках. Вернувшись в спальню, я увидела, что Пол крепко спит с приоткрытым ртом. Я легла на свою кровать и высунула из-под одеяла ноги и руки. Через минуту я передумала, свернулась под одеялом, подтянув колени к подбородку, и решила дождаться, пока Патра обнаружит меня в такой позе. В ночнушке, свернувшуюся калачиком, лицом к стене. Не ведающую никаких тайных горестей.

Конечно же, я не спала. Я прислушивалась к знакомым звукам проезжавших на шоссе машин, к шуму настоящего прибоя: могучие волны озера разбивались о настоящие валуны. Я слышала вопли девиц в баре напротив парковки и рокот лифта, поднимающегося и опускающегося где-то за стенкой. Когда Лео и Патра наконец вернулись, они не стали зажигать свет, и я точно не знаю, заглядывали ли они к нам в спальню. Прохладная ночнушка едва прикрывала мои ляжки, и я основательно продрогла. Вдруг я услышала в соседней комнате шлепок, за которым последовал сдавленной плач. Моя свежевыбритая нога покрылась мурашками и зачесалась. Когда я провела по ней ладонью, у меня возникло впечатление, что это не моя, а чужая колючая нога лежит в кровати рядом со мной. «А!» – тихо воскликнул кто-то за стенкой.

Тогда я слезла с кровати и босиком прошла через ванную, приоткрыла дверь в их комнату и заглянула в щелочку.

Комната купалась во мраке, но жалюзи на окнах были открыты. За окном сиял уличный фонарь. Сначала я увидела Лео, одиноко сидящего на кровати и глядящего в окно – словно в ожидании какого-то сигнала: то ли кометы, то ли небесного знамения в нависшей над городом ночной тьме. А потом я заметила Патру, стоящую перед ним на полу на коленях, рука Лео лежала у нее на волосах, и я сразу подумала о Лили и мистере Грирсоне. Я всматривалась во тьму, и мне померещилось, что обе пары несколько раз поменялись местами: это были одновременно Лили и Патра, Лео и мистер Грирсон. Муж и жена и одновременно учитель и ученица. Испуганный домогатель и красотка Лили. Оба были одновременно и тем и другим, той и другой. Стоя перед ним на коленях, погрузив лицо ему между ног, она казалась очень маленькой. Патра подняла голову и громко вздохнула.

– Ну давай же, прошу тебя! – задыхаясь, произнесла она, и мне могло бы почудиться, что я невольно вошла к ним и прервала их занятие, но хорошо я заметила, как он оттолкнул ее голову, ласково, так, как отталкивают приставучего пса, и услышала, как она сказала ему, тоже ласково: – Ну, не будь ты ребенком, Лео! – И добавила, шутливо изображая дрянную девчонку: – Расслабься. Я знаю, тебе это нравится!

Позже я выяснила, что в мае Лили уехала давать показания на судебном процессе над мистером Грирсоном. Она поехала в Миннеаполис, где заседал федеральный суд, но, когда очутилась на свидетельской скамье и обвинитель попросил ее рассказать, что же произошло на Гон-Лейк, неожиданно заявила, что вообще-то недостаточно хорошо знает мистера Грирсона. Она заявила, что никогда не беседовала с ним наедине, кроме одного раза, после того как он дал ей дополнительное время на подготовку к экзаменам из-за ее дислексии. Судя по судебным записям, после этого заявления обвинитель поднажал на нее.