История волков - [30]

– Ну вот, Линда! – сказал он, положив руку мне на плечо и подтолкнув к столу, где стояло блюдо с готовыми блинчиками. Когда в то утро Лео только зашел в дом, он на мгновение замер, а потом протянул мне руку для приветствия. Он скинул дождевик на спинку стула и остался в голубой футболке и таком же флисовом жилете. Ботинки у него были классные. Тяжелые ботинки «Ред уинг». И никто не попросил его снять их и оставить при входе.

– Садись, ешь! – сказал он, хотя я все время грозилась уйти, повторяя, что мне пора домой, что мне надо почистить зубы и сделать домашку.

– Садись! Ешь! – выкрикнул Пол. И застучал по столу вилкой.

Патра уже давно сидела за столом, поджав под себя ноги, глядя на всех покрасневшими сияющими глазами. Ее подстриженные вчера волосы торчали желто-золотым нимбом над головой. Весь ее макияж стерся, осталась только тонкая полоска туши на одном веке. Вытерев пальцем сироп со своей тарелки, она его обсосала. Когда Лео сообщил, что апельсиновый сок весь выпит, она схватила липкими руками томагавк и занесла его над головой, притворившись, будто сейчас нападет с ним на мужа.

– Фи-и-фай-фо-фам! – проскрежетал Пол.

– Патти! – укоризненно проговорил Лео. Но она, казалось, была во власти силового поля радости и только ухмылялась. Отложила томагавк и обтерла ладони о юбку.

– Кому салфетки? – спросил Лео, передавая одну Патре.

Я собралась уходить, когда солнце поднялось над верхушками деревьев и его лучи и танцующие в них пылинки попали мне на макушку, и по всей комнате рассыпались тени. Пол что-то кричал про столицу Европы, а Патра рассказывала про «демонстрацию» Пола накануне, так что никто не заметил, как я налила себе еще стакан молока, а потом выскользнула за дверь. После прошедшего ночью дождя залитый солнцем лес выглядел точно отмытый молодняк. Деревья стояли взбодрившиеся, напоенные жизненными соками, и листва на них задорно шуршала и бликовала. Коттедж уже скрылся из виду, а я почти дошла до сосняка, как вдруг за спиной послышался топот ног.

– Линда, подожди! – крикнула Патра.

Я обернулась и увидела, как она бежит ко мне, неловко перебирая ногами, спотыкаясь о торчащие из земли корни и разбросанные сосновые шишки. Она была в одних носках. От ее жалкого вида у меня даже дыхание перехватило. Длинная мятая юбка путалась между ног, озаренная солнцем стрижка смахивала на короткую львиную гриву.

– Спасибо! – выдохнула она, протягивая мне четыре десятидолларовых купюры.

У меня упало сердце. В моем кармане уже лежали мамины четыре бумажки. И за месяц работы у Патры я скопила достаточно денег, чтобы купить собственную байдарку, или билет на автобус до Тандер-Бея, или чистокровного щенка лайки.

Проблема же была в том, что ни о чем я не мечтала слишком сильно.

– Не, спасибо, не надо, – сказала я, пряча руки за спину.

– Ты должна взять деньги, Линда! А то я обижусь. – И она с притворной обидой надула губы и притворно-негодующе топнула ногой.

– Ладно! – Это не моя проблема – вот что я имела в виду. И собралась уйти.

– Если ты их не возьмешь, я их положу вот здесь под камень. Я не шучу!

Я видела, что она еще не отошла от утренней болтовни в коттедже – от возбуждения, от дурашливого веселья, которым сопровождалась эта болтовня.

– Вот, я прячу твой заработок. Сама достанешь!

Она и правда так сделала. Встала на колени и на ладони прямо в грязь, в своей длинной юбке, и подняла осколок гранитного валуна, а под ним в мокрой грязи обнаружился клубок дождевых червей. Как будто лес обнажил свои внутренности.

– Я серьезно! – крикнула она.

Я пожала плечами.

– Вот твои деньги! Под камнем с червяками!

– Пока! – сказала я.

Наконец она поднялась и покачала головой, не в силах удержаться от улыбки. Встала руки в боки.

– А знаешь, ты очень смешной ребенок!

Ее носки и ладони были черными от грязи.

– А вы – взрослая чудачка!

Домой я заявилась вся чумазая после прогулки по лесу. Когда я топала к двери, псы приветствовали меня, вставая на задние лапы и натягивая цепи.

– Дворняги вы беспородные! – пожурила я их, наклоняясь и трепля каждого за бока – никого не пропустив, даже старика Эйба, моего любимого пса. Его бока я потрепала дважды, с обеих сторон. Потом я выпрямилась. Из прикрытого сеткой окна доносились громкие голоса родителей. Мне почудилось, что я расслышала свое имя – Мэделин, – но нет, они обсуждали появление крота в огороде. Я сразу развернулась и направилась в противоположную сторону.

В мастерской было темно и прохладно, с крыши, было слышно, взметнулась стая испуганных воробьев. Я замерла, вслушиваясь в шум их крыльев. Потом поглядела на бочку со свежей рыбой, но так и не смогла смириться с мыслью – ни сейчас, ни вчера, – что нужно вспарывать судаков и вынимать их хребты. Пролежавшая сутки рыба быстро начинает гнить, а я не проверила, не растаял ли в бочке лед. Мне придется вынимать кучу мелких костей, если я возьмусь за разделку, ведь там целое ведро рыбин с блестящей кожей. Но делать тригонометрию ничуть не лучше – а может, и хуже, – поэтому я задумчиво простояла в затхлой мастерской еще с минуту, а потом насовала в рюкзак кое-какие вещи, повязала драный дождевик вокруг талии и поволокла старенькое каноэ к берегу.