История византийских войн - [46]

Этот слой, включавший подобного рода кланы с их свитой и клиентами, не был един идеологически, но его интересы противоречили интересам групп, правивших в Константинополе. Эти противоречия, особенно связанные с контролем над ресурсами, возросли с начала XI в. Наиболее остро этот конфликт проявился в правление Михаила VI (1056–1057), во время столкновения имперской бюрократии и военачальников в Анатолии, которые все принадлежали к местным военным кланам. Результатом этого столкновения стал мятеж под руководством Исаака Комнина и Катакалона Кекавмена, закончившийся свержением Михаила. Однако внутренние и внешние интересы различных групп внутри этого социального слоя, в свою очередь, были слишком разнородными, чтобы можно было говорить об их долговременной политической солидарности. И все же они представляли известную опасность для каждого правительства, опиравшегося на господствующую социальную элиту. Комментаторы XI столетия обычно понимали это явление как противоречие между военной (провинциальной) знатью по происхождению — и гражданской (константинопольской) служилой знатью (по сути, имперской бюрократией).

Это не значит, что между обоими социальными слоями всегда существовали четкие границы и между ними не было взаимосвязи и взаимопроникновения. Борьба за власть и влияние происходила в контексте патриархальной политической структуры, с присущей ей иерархией, системой титулов и почестей и т. д. Те же региональные магнаты основывали свою власть и борьбу за самостоятельность не только на крупном землевладении, но и на использовании имперской системы. Синекуры и государственные «пенсионы», выплачиваемые золотом, драгоценными одеждами и утварью и т. п, могли приносить своим обладателям значительный ежегодный доход. Одни представители знати полагались в основном на приобретение земельной собственности, другие же имели сравнительно небольшие земельные наделы и потому гораздо больше зависели от государства, точнее, от его конкретных правителей. Таких людей можно назвать клиентами самого государства. Следует заметить, однако, что даже более самостоятельные магнаты зависели от имперской бюрократии, системы титулов, пожалований, почестей и т. д., поскольку все это в первую очередь давало людям положение в обществе. Только в конце XII в. часть этих знатных семей обрели достаточное богатство и влияние, чтобы стать более независимыми от императорского двора.

Рост власти и влияния магнатской элиты определялся двумя факторами. Первый состоял в том, что, по данным источников, крестьяне в этот период все больше попадали в зависимость от частных землевладельцев и владельцев попечительств (проноий). Этот процесс был ускорен из-за того, что в первой половине X в. случился ряд неурожаев, из-за которых мелкие крестьяне во многих случаях вынуждены были соглашаться стать арендаторами на землях магнатов, в обмен на зерновые ссуды. Хотя правительство издало ряд законов, ограничивающих переход крестьянских земель к «сильным» (это был широкий термин, обозначавший всех лиц, способных покупать землю), эти меры имели лишь ограниченный успех, и, несмотря на драконовские указы Василия II, государство стало терять контроль над фискальными ресурсами, поступавшими от земледелия и землевладения.

Вторым источником укрепления власти элиты являлась система «попечительств», при которой государство уступало определенным лицам право собирать налоги и подати в тех или иных фискальных районах или с каких-то государственных имений. Такие пожалования делались императорами по разным причинам. Они могли рассматриваться как персональный дар императора определенному лицу, но часто право попечительства или пронойи давалось также за военную службу. Это также способствовало отчуждению части фискальных функций и прав государства, хотя проследить реальные масштабы этого процесса до XIII в. сложно. Во второй половине XII столетия «попечительства» получают более широкое распространение как средство обеспечения военных, однако нередки были и пожалования небольших имений, просто чтобы дать военнослужащим средства к существованию на какое-то время. И все же светские, а также духовные землевладельцы, получая всевозможные фискальные льготы и пожалования, получили вместе с тем возможность удерживать для себя, в качестве ренты, часть податей, получаемых от крестьян, а фискальные земли в провинциях, еще контролируемые государством, оставались предметом вожделения провинциальной знати. В результате этих процессов значительно возросло налоговое бремя на крестьян. До указанных изменений, до конца X столетия, это налоговое бремя, по-видимому, более или менее равномерно распределялось между сельским населением провинций; хотя переброска войск из одного региона империи в другой также была связана с дополнительными повинностями для местных крестьянских общин, но подобные требования не носили регулярного характера.

Использование в более поздний период преимущественно наемных армий, содержание которых было куда более дорогостоящим и военнослужащие которых не имели собственных ресурсов (в отличие от традиционной византийской армии), привело к значительному усилению потребности государства в средствах на содержание армии. Начиная с 1040-х гг. очень заметно возросло число иностранных наемных воинских частей, которые должны были снабжаться за счет местных общин или землевладельцев. Этот процесс шел по нарастающей с середины X в. Особенный ущерб эти порядки наносили тем районам, из которых наемные имперские войска организовывали регулярные операции в течение нескольких лет. Арендаторы землевладельцев, пользовавшихся имперским патронатом, стремились освободиться от такого рода повинностей, получив те или иные пожалования и льготы, хотя во многих случаях местные военные власти своими действиями сводили на нет эти привилегии. А о положении крестьян в период господства этой системы можно косвенно судить по замечанию одного автора XI в., который писал, что отмена фискальных привилегий освобождала сельские общины от тяжелого бремени дополнительных налогов и повинностей.