История византийских императоров. От Юстина до Феодосия III - [124]

.

Наблюдая печальную участь своей религиозной политики в Сирии, слабые успехи в Египте и на Западе, император охладел к идее придать монофелитству государственную санкцию общеобязательного учения. Но патриарх Сергий, упорный в своём заблуждении, написал новый императорский эдикт, «Эктесис» («изложение веры»), согласовав его с Римским папой Гонорием. Правда, его надежды: на утверждение «Эктесиса» Ираклием Великим долго не могли сбыться. Лишь в конце 638 г. патриарх Сергий всё же сумел получить подпись Римского царя, утомлённого старостью, болезнями и внешними проблемами, и выставил указ на стене храма Св. Софии[619].

Справедливости ради, нужно сказать, что «Эктесис» был составлен в очень осторожных выражениях. Главная цель заключалась даже не в том, чтобы убедить всех в истинности моноэнергизма, сколько в запрещении оспаривать данное учение, рассуждая о том, сколько в действительности воль в Иисусе Христе. После изложения учения о Пресвятой Троице и тайне Боговоплощения, вполне солидарные с Халкидонским оросом, в тексте «Эктесиса» содержится изложение и моноэнергизма. «Всякое действование, — говорится в нём, — соответствующее или Богу, или человеку, исходит из одного и того же воплощённого Слова. Учение об одном действовании, хотя бы выражение это и употреблялось некоторыми Отцами, причиняло смущение некоторым. Учение о двух действованиях было выражением, не находившем в себе опоры в авторитете признанных Отцов и Учителей Церкви, и причиняло смущение многим, так как внушало мысль о двух противоположных волях. Сам нечестивый Несторий, хотя и разделявший лицо Спасителя, не говорил о двух волях; нужно исповедовать одну волю, согласно с учением Святых Отцов, насколько человечество Спасителя никогда не совершало никакого движения, противного наклонности Его Божества»[620].

«Эктесис» был одобрен на Константинопольском Поместном Соборе 639 г. и Александрийском Поместном Соборе в этом же году. Иерусалим и Антиохия, находясь уже под властью арабов, благоразумно промолчали. Но преемники папы Гонория оказались более сведущими богословами, чем несчастный понтифик. Когда после смерти Гонория в 638 г. папские апокрисиарии отправились в Константинополь, дабы император утвердил вновь избранного апостолика Северина (640), их обязывали подписать «Эктесис». Правда, они сразу же отговорились, сославшись на отсутствие необходимых полномочий, но пообещали представить документ на папский суд. На этом условии Ираклий Великий и подтвердил права Северина на Римскую кафедру. Но умерший 9 августа 640 г. папа Северин отказался подписывать документ, а ставший понтификом после него Иоанн IV (640–642), избранный вопреки мнению Константинополя, высказался за необходимость немедленного соборного осуждения «Эктесиса»[621]. Созванный им Собор латинских епископов, а также Соборы в Африке, Нумидии, Мавритании предали анафеме монофелитов[622].

Но если абстрагироваться от богословских нюансов и попытаться оценить отношения между Константинополем и Римом в целом, то становится очевидным, что принятие «Эктесиса» на Западе было делом, заранее обречённым на неудачу. Запрет узурпатора Фоки использовать Константинопольским архиереем титулатуры «Вселенский патриарх» и забвение столичного архипастыря в угоду Риму, горячо приветствовавшему его воцарение, не забылось, конечно, на Востоке. Лишив Фоку царства, Ираклий Великий тут же восстановил Константинопольского патриарха в его «старых» правах, всячески подчёркивая его статус и роль первого на Востоке архиерея. Тем более, что все трудные годы войны с Персией, когда царь лишь урывками позволял себе бывать в столице, патриарх Сергий фактически управлял и Церковью, и государством. Конечно, это ещё более возвысило столичного патриарха и способствовало увеличению его авторитета среди собратьев по служению.

Напротив, Рим, всегда ревниво относившийся к растущему влиянию Константинополя, старался пресекать попытки расширения сферы его влияния. Тем более, если это каким-то образом, хотя бы косвенно затрагивало статус самого Апостолика. «Эктесис», вольно или невольно бросавший тень на определения Вселенских Соборов и те вероисповедальные формулы, которые отстаивались Западом, стал удачной мишенью для очередного выпада. Достаточно было доказать, что Константинополь в очередной раз замыслил ересь и смущает Церковь, было очень выгодно для пап, и они воспользовались этим шансом, чтобы наглядно всем доказать своё превосходство. С учётом того, что монофелитство действительно являлось ересью, эта задача не казалась особенно трудной. Как нередко бывает, «политическое» смешалось с «церковным», что привело к большим проблемам.

Осложнение отношений с Римом обязано ещё одному неприятному инциденту, случившемуся вскоре после смерти папы Гонория. Пребывавший в Италии хартулларий Маврикий польстился на папские сокровища и, вступив в тайное соглашение с некоторыми знатными римлянами, подговорил своих солдат напасть на Латеранский дворец и забрать хранящиеся в нём сокровища. Он объяснял это тем, что будто бы папа присвоил себе те деньги, которые император присылает воинам в качестве жалованья, — очевидная ложь. Но легионеры не собирались проводить дознание, где их деньги, а потому окружили Латеран и после некоторой осады взяли его. Часть денег Маврикий отдал войскам (как и обещал), другую часть присвоил себе, а остальное отослал в Константинополь в государственную казну. Он прекрасно понимал, что старый император, страдающий от болезни и обременённый многими заботами, не станет строго наказывать его; так и случилось