История византийских императоров. От Юстина до Феодосия III - [105]

.

Рассказывают, что спустя некоторое время один святой подвижник Православия, имеющий дерзновение обращаться к Нему с мольбами, возопил: «Господи Боже! Чего ради Ты прогневался на народ Свой и послал такого царя — тирана? За что такое наказание? Чем провинился народ Твой, что Ты предал его во власть кровожадного волка?». И было откровение этому святому от Бога: «Я старался найти царя похуже, чтобы наказать народ за его своеволие и грех, но не смог найти никого хуже Фоки. Ты же впредь не искушай судеб Божьих!»[528].

Тем не менее, когда факт появления нового царя стал реальностью, римская знать покорно приняла поворот судьбы и продемонстрировала явно незаслуженную им лояльность к Фоке. Один из самых известных вельмож времён св. Маврикия — Приск не побрезговал принять из его рук титул комита экскувитов. Другой высший титул — магистра оффиций Фока предоставил свому брату Доменциолу. Неразборчивость и легкость морали части византийской элиты хорошо иллюстрирует случай с Филиппиком. Когда началась раздача должностей и титулов при узурпаторе, Филиппик пришёл к Фоке и заявил, что падение св. Маврикия было делом его рук (!).

За этот «подвиг» он просил Фоку дать ему почётную должность. Надо сказать, что узурпатор высказал гораздо больше нравственных сил, чем зять покойного императора. Между ними состоялся следующий диалог: «Итак, ты приготовился стать нам другом, о, Филиппик?», — спросил Фока. Филиппик ответил: «Конечно, господин». На что узурпатор сказал: «Как же, если ты не был хорошим зятем, можешь ты быть другом без лукавства? Иди себе. Тот, кто не соблюл доверия зятя, не соблюдет и дружбы друга». Делать нечего — Филиппик постригся в монахи и ушёл в обитель[529].

Став царём, Фока продемонстрировал желание во всём походить на прежних царей. На следующий 603 г. он принял на себя консульство и разослал по всем провинциям изображения себя и императрицы Леонтии, которые с почётом встречало население, щедро задаренное сокровищами, хранящимися в императорской казне. Правда, нельзя сказать, что праздничный ажиотаж царил повсюду. Если в Константинополе свержение св. Маврикия отмечали как праздник, памятуя о том, что его родственник епископ Домициан довольно строго относился к монофизитам, то в других восточных провинциях память о нём была жива. Как только до полководца Нарзеса дошла весть о казни императора, он без размышлений отказался признать Фоку царём и поднял восстание.

Это событие тем более интересно, что в 590 г. Нарзес по просьбе Хосрова был отозван из Персии и имел все основания считать себя несправедливо обиженным св. Маврикием. Но, очевидно, понятие о чести и долге не умерло в душе старого воина. С немногими находившимися в его распоряжении войсками он занял Эдессу, где приказал казнить местного епископа Севера, присягнувшего узурпатору. К сожалению, в летописях сохранилось очень мало сведений о ходе этого восстания. Достоверно известно лишь то, что Нарзес обратился к Хосрову и, играя на его чувстве долга, предложил названному сыну покойного императора покарать Фоку и восстановить справедливость в Римской империи. Это нельзя считать предательством со стороны римского воина, поскольку в это время в столице и на окраинных землях Империи ходили упорные слухи о спасении царевича Феодосия, которого Нарзес, очевидно, намеревался вернуть на царство.

Удивительно, но эта весть, не имевшая, как мы знаем, никакого основания под собой, использовалась едва ли не всеми заинтересованными сторонами. В Александрии были убеждены в том, будто Герман подкупил убийцу Феодосия и тот скрылся в монастыре, архимандрит которого Мина даже подвёргся допросу по ложному обвинению в государственной измене. Слухи о спасении Феодосия упорно распространял Хосров и даже Фока, хотя каждый имел в виду собственные цели. Фока использовал этот ложный слух, чтобы расправиться с неугодными ему сановниками, каждого из которых при желании узурпатора можно было бы обвинить в помощи Феодосию. А Хосров приобрёл законное по тем понятиям основание начать войну против Римского государства, что при живом св. Маврикии сделать было для него затруднительно, если, конечно, он дорожил своим честным именем[530].

Весной 603 г. в Персию прибыло посольство от Фоки, которое, как это повелось издавна, уведомило Хосрова о переменах на Римском троне. Однако Персидский царь отказался признавать Фоку законным императором, ссылаясь на то, что наследник св. Маврикия жив. На самом деле очевидно, что для Персидского царя это был удачный момент для того, чтобы вернуть все земли, ранее отданные по договору Византии. Но, как прирождённый артист, перс сыграл настоящий спектакль. Он приказал своему войску одеться в траурные одежды, а затем задал риторический вопрос: «Я готовлюсь подняться против ромеев. Кто из вас, о, военачальники и славные знатные персидские, готов послужить моему желанию?». Естественно, отказчиков не нашлось[531].

Затем Хосров вывел самозванца, выдававшего себя за несчастного царевича, и обеспечил его войском и деньгами. Говорят, монофизитский епископ венчал самозванца на царство, и тот отправился к крепости Дары, где ему навстречу уже шёл военачальник Герман (не путать его с сановником Германом, имевшим виды на престол во время восстания Фоки) с римскими войсками. В первом же сражении римляне разбили персов, и Хосров, решивший возглавить войско, едва не погиб: его заарканил кто-то из римских кавалеристов, но верный телохранитель вовремя успел перерубить веревку. Впрочем, видимо, это сражение носило