История вашего будущего - [4]

Кстати, а знаете почему ещё наше детство такое страшное, а его последствия столь чудовищные? Да потому, что сама по себе социализация ставит нас перед буквально неразрешимой дилеммой. Французский психоаналитик Ж. Лакан образно, но точно определил эту ситуацию метафорой «кошелёк или жизнь». Если ребёнок выбирает кошелёк — отдав взамен жизнь, т.е. отказавшись от воплощения собственных сокровенных желаний, — то он получает вполне респектабельную и одобряемую жизнь. В которой, тем не менее, может не оказаться места для него самого. И этакий «премированный субъект» (выражение Ж. Лакана) будет покорно выполнять волю значимых других: сначала родителей, потом учителей, а после и вовсе начальников, получая за это всяческие (не слишком большие) преференции. Но жить ему придётся с вечной неудовлетворённостью и пониманием того, что главное для себя — личное и сокровенное — он так и не смог достичь и воплотить...

Если же он отринет этот самый глубоко «деиндивидуализирующий кошелёк», выбрав взамен жизнь, она-то как раз (в обществе) и не заладится, и сокровенные его желания (в подавляющем большинстве случаев, хотя, к счастью, не всегда) всё равно останутся неудовлетворёнными. Ибо «...человек один не может ни черта» (Э. Хемингуэй), а удовлетворение даже сохранённых в неприкосновенности желаний, целей и «мечт» зависит как раз от Значимых Других, представляющих общество и его институты. Каковые в отместку за строптивость постараются (ещё как!) оставить вас с носом. Вот и приходится ребёнку сначала обречённо метаться между молотом и наковальней, а позже, ставши взрослым, лавировать между Сциллой и Харибдой, да так, чтобы и волки (Значимые Другие) были сыты, и овцы (собственные желания) оставались целы...

А можно сказать и нечто большее. То, что мы до сих пор чудовищно зависимы от нашего детства. И от обусловивших его папы и мамы, а также иных Значимых Других. Да так, что, не устранив эту зависимость, всегда и везде будем жить по их указке. А вот для того, чтобы стать действительно независимыми, просто обязаны эту самую созависимость снять. Но не абы как, а с пониманием. Не только, так сказать, психотехнологическим, но ещё и с теоретико-методологическим. Для чего вначале обратимся к психологии зависимостей в их, так сказать, психотерапевтической ипостаси.

Дело в том, что, как психотерапевт Европейского и Всемирного регистра, я в своё время — и даже охотно и радостно! — подписался под так называемой Страсбургской конвенцией. Согласно которой любой патологический симптом есть форма и способ адаптации человека к окружающему миру, а также условиям и обстоятельствам его (человека, а не мира) жизнедеятельности. Именно и только так современная психотерапия и холистическая (целостная) медицина сейчас (а вообще-то и ныне, и присно, и во веки веков) рассматривает как душевную, так и физическую болезнь и болезненность. Как весьма неудачный, чреватый негативными последствиями, но путь адаптации. То есть (возвращаясь к проблематике этой книги) человек пьёт, переедает, колется (зависимость) или с упорством маньяка изображает перезрелого «сыночка» (созависимость) не потому, что он порочен или безумен, а потому, что иначе так и не смог (пока!) адаптироваться. К себе. К другим. К миру. И к Богу. И только лишь адаптировав его иным, более, как говорят психотерапевты, экологичным способом, можно убрать способ неэкологичный. Душевную или даже физическую болезнь и болезненность в целом. А также патологическую привязанность к чему-то (зависимость) или кому-то (созависимость).

Пожалуйста, как следует обдумайте вышенаписанное и поймите. Во-первых, то, что никакими запретами, кодированиями и отворотами вы никогда не решите проблему зависимости. Потому как то, из-за чего она возникла, — дезадаптация данного субъекта в определённой области его жизнедеятельности — сохранится. И вы либо сделаете его ипохондриком или депрессантом, например, если просто откажете в объекте зависимости или созависимости. Либо подтолкнёте к поиску другого способа адаптации, например, наркотического взамен алкогольного или аморального взамен строгой родительской любви.

Во-вторых, то, что в буквальном смысле этого слова адаптировав человека к патогенным условиям и обстоятельствам его жизни, вы (только тогда!) и создадите условия для решения проблемы его патологической адаптации. Но не решите её, пока не уберёте бессознательные механизмы запуска и реализации этого самого способа. Ибо только в начале мы чему-либо учимся, сознательно выполняя некие действия. Сознательно водим машину, переключая скорости, газуя или тормозя, — и это хорошо. Или сознательно же закупая, разливая и выпивая, например, спиртное — и это уже плохо. А после усвоения этого «чего-либо» его включение и реализация осуществляются целиком и полностью бессознательно. И мы уже бессознательно водим машину, что хорошо, ибо освобождает наше сознание для чего-то разумного, доброго и вечного. И также бессознательно пьём и безобразничаем, что, безусловно, плохо, так как от этого-то разумного, доброго и вечного любая наша зависимость нас как раз и уводит.