История Украины. Южнорусские земли от первых киевских князей до Иосифа Сталина - [128]

Скоропадский пробыл гетманом около четырех с половиной месяцев и оставил пост, когда немцы покидали Украину. Этот период можно разделить на этапы: первый — до середины августа, второй — до конца ноября.

В течение первого этапа немцы решили, что их маневр увенчался успехом, особенно в июле, когда поставки зерна и угля стали осуществляться быстро и своевременно. Опять же, немцам удалось получить тысячи лошадей, в которых они отчаянно нуждались, не столько для кавалерии, сколько для артиллерии и транспорта. В Берлине и Вене вновь появился хлеб, кроме того, можно было купить немного мяса и сахара. Правительство Скоропадского оказалось гораздо более способным, чем прежние министры, возможно по той причине, что гетман не заботился об идеологии. Министр иностранных дел Дорошенко не был перегружен работой, но у энергичного министра внутренних дел Игоря Кистяковского и министра торговли Гутника дел было по горло. Берлин и Вена предоставили новому правительству сумму, соответствовавшую 400 миллионам карбованцев (около 300 миллионов марок), выпущенных гетманом. По этой причине карбованец пользовался гораздо большим доверием, чем «бумажки» Рады. А тем временем «настоящий генерал» Рагоза, ранее командовавший 4-й русской армией, взял на себя задачу создания армии гетмана. В нее свободно зачислялись не только офицеры украинского происхождения, но и офицеры со всей России.

Историк Брест-Литовского мира Уилер-Беннет справедливо отмечал, что в июне 1918 г. «Украина стала на короткое время буржуазной Меккой, куда стекались тысячи беженцев из Советской России». Киев быстро потерял даже «оттенок украинизма», который он имел при Раде. Барон Мумм, немецкий министр-резидент, был очень огорчен таким ходом событий. Он писал Грёнеру: «Я пытался настаивать в беседе с председателем Совета министров Лизогубом, что немецкое правительство желает, чтобы у его кабинета было больше национального колорита». Мумм оказался не особенно доволен произошедшим переворотом, поскольку военные не спросили его мнения и даже не потрудились известить о нем заранее. В другом отчете Мумм изложил свои подозрения, касавшиеся того, что гетманское правительство имело «прорусскую ориентацию», но добавил, что это не стоило воспринимать слишком трагически, поскольку оно находилось под контролем не только его, но и немецкого штаба. Австрийское командование, которое не любило гетмана за его «независимый тон в отношениях с Веной», тоже обвиняло Скоропадского в прорусских настроениях. Откуда ни возьмись появились компрометирующие документы, согласно которым гетман в июле 1914 г. отвергал существование украинской нации, а в июле 1917 г., как полагали, назвал Киев «центром российской, а не украинской, культуры». Он был также повинен в поддержке идеи объединения всех русских земель в федеральное государство. Тем не менее положение гетмана оставалось тогда очень прочным, поскольку он располагал поддержкой военного командования, совсем не интересовавшегося идеологической стороной украинского вопроса.

Барон Мумм и австрийцы были, конечно, недалеки от истины в своих взглядах на правительство Скоропадского. Гетман и члены его кабинета, даже будучи украинцами по происхождению, не склонялись к сепаратизму. Они только «терпели» отделение Украины от России, поскольку последняя находилась в руках Ленина и Троцкого. В это время Киев не только мечтал о скором падении большевиков, но и не сомневался, что отличные отношения, сложившиеся у гетмана с немецким командованием, станут залогом того, что Германия поможет восстановить в России монархию.

Украинские и русские консерваторы в Киеве оказались не единственными, кто ждал начала германского похода на Москву. Успех немецкого наступления во Франции весной 1918 г. убедил русские фракции в том, что германская мощь несокрушима. Даже Павел Милюков, приверженец Тройственного союза (Антанты), вступил в Киеве в контакт с немецким командованием с помощью украинского премьера Лизогуба, членом партии кадетов. Но немцы «стояли там, где стояли», и даже убийство германского посла в Москве графа Мирбаха не привело к высылке из Берлина советского представителя Иоффе, чей персонал в это время пропагандировал коммунизм, пользуясь своим иммунитетом.

А в это время на Дону сложилась любопытная ситуация. Немцы признали донского казачьего атамана генерала Краснова главой сепаратистского государства. На севере атаман воевал с большевиками, а на юге сотрудничал с Добровольческой армией, которую в ту пору формировал генерал Деникин — протеже держав Антанты как союзников императорской России. Скоропадский, несмотря на свою зависимость от немцев и стремление Германии расположить к себе советское правительство, сумел при попустительстве немецких офицеров помочь Краснову, а через него и Деникину войсками и припасами.

Летом обстановка на Украине серьезно ухудшилась. Немецкие и австрийские войска, измотанные войной и непрерывными стычками с анархистами и революционерами в селах, были близки к деморализации. В начале августа, после катастрофы на Западном фронте, в немецких войсках началось брожение, однако беспорядки в армии вспыхнули только в октябре в Кракове, когда некоторые батальоны отказались от переброски на Западный фронт.