История Украины - [7]

Славянская этимология имен основателей Полянской столицы, как видим, вызывает серьезные затруднения. Зато отказ от их признания славянами значительно упрощает ситуацию. Расширение круга поисков дает довольно любопытные (хотя и вовсе не бесспорные) результаты.

Например, О. Прицак прямо связывает летописного Кия с отцом хазарского вазира (главы вооруженных сил Хазарского каганата) Ахмеда беи Куйа. упомянутого ал-Масуди в рассказе о постоянной наемной армии хазарских правителей. По мнению исследователя, предшественником Ахмада в должности вазира Хазарии занимал Куйа. и именно он укрепил крепость в Берестове и разместил там оногурский гарнизон. Конечно, это только гипотеза. Однако само признание возможности иранского происхождения имени основателя Киева довольно любопытно. Не менее интересно и мнение о возможной тюркской этимологии имени Щек. высказанное В. К. Былининым: «Имя Щек, Щека, возможно, — славянизированное произношение тюркской лексемы “che-ka”, “chekan” (боевой топор, секира), при котором твердое — Ч перешло в смягченное — ШТ (-Щ болгарского типа)».

В этот ряд попадает и мадьярское, по предположению О. Прица-ка, происхождение имени Лыбедъ'. «Тут вспоминаются будущие венгры. которые под предводительством Леведии контролировали хазарскую “Белую крепость” в бассейне Северского Донца. В честь Леведии территория названа Леведия». Такая догадка тем более вероятна, что в летописи упоминается урочище «Угорское», которое, как отмечает П. П. Толочко. располагалось на правом берегу Днепра, между Киевом и загородной княжеской резиденцией Берестово.

В таком окружении оказывается «родным» и иранское или еврейско-хазарское происхождение имени Хорив.

Так что, легендарные основатели Киева имеют, скорее всего, неславянские имена и вряд ли их читатели «Повести временных лет» представляли себе полянами.

Такой вывод хорошо согласуется с рассказом о приезде Аскольда и Дира в Киев, который сохранился в Лаврентьевской летописи: «И придоста [Аскольд и Дир] по Днепру, и йдуче мимо и узреста на горе градок. И упрошаста и реста: "Чий се градок?”. Они же реша: "Была суть 3 братья: Кий. Щек, Хорив. иже сделаша градоко-сь, и изгибоша, и мы седим, платяче дань родом их, козаром”». Правда, многие исследователи считают, что в данном случае имеет место искажение первоначального чтения. В качестве такового они принимают текст Ипатьевской летописи, в котором выделенная часть фразы выглядит так: «и мы седим, род их, платяче дань козаром».

Заметим, однако, что и при таком чтении понимание текста во многом будет зависеть от того, как понять выражение: «род их». Речь здесь может идти и о том, что летописец считал полян потомками («родом») Кия и его братьев, и о том, что поляне платили дань потомкам Кия — хазарам. Во всяком случае, уже одно то, что в наиболее ранних списках «Повести временных лет» в данном тексте встречаются разночтения, служит свидетельством того, что летописцы второй половины XIV в. по-разному понимали этническую принадлежность основателей Киева.

То. что первые упомянутые в летописи Полянские князья могли быть иноплеменниками, судя по всему, вполне спокойно воспринималось как авторами, так и читателями «Повести временных лет». Дело в том, что иноземные правители в ранних государственных объединениях — скорее закономерность, нежели исключение. Необходимость призвания иноплеменника в качестве правителя — насущная необходимость, возникающая прежде всего в условиях межплеменного общения, доросшего до осознания общих интересов. Приглашенные правители играли роль своеобразного третейского судьи, снимая межэтническую напряженность в новом союзе. Тем самым они как бы защищали членов этого союза от самих себя, не давая им принимать решения, которые могли бы привести к непоправимым — для существования самого сообщества — последствиям.

Легенда о хазарской дани

Недатированную часть «Повести временных лет» завершает несколько странная легенда, породившая множество различных, порой взаимоисключающих, интерпретаций. Якобы после смерти Кия. Щека и Хорива полян подчинили хазары. Когда те потребовали выплатить им дань, поляне «съдумавше… и вдаша от дыма мечь». Эта дань не понравилась хазарским старейшинам. «Не добра дань, княже», — сказали они кагану. — «Мы ся доискахом оружьемь одиною стороною, рекше саблями, а сих оружье обоюду остро, рекше мечь. Си имуть имати дань на нас и на инех странах» («яко же и бысть», — добавляет летописец: — «володеють бо козары русьскии князи и до днешнего дне»).

Это предание Н. М. Карамзин назвал «басней, изобретенной уже в счастливые времена оружия Российского, в X или XI веке». Историки оружия при этом подчеркивали, что меч был своего рода военной эмблемой Руси. Сообщение же о хазарской дани воспринималось как довольно точное описание более или менее реального события, а «противоположение однолезвийной сабли и двухлезвийного меча» подтверждалось множеством археологических примеров. В то же время авторы подобных рассуждений вынуждены были признавать, что «настоящая» сабля, появившаяся в ІХ-Х вв., все-таки составляла серьезную конкуренцию мечу. Тот обладал рядом преимуществ в пешем бою. однако заметно уступал сабле в конных столкновениях. В южных регионах Киевской Руси княжеским дружинам чаще всего приходилось сражаться с отрядами кочевников. Поэтому здесь наряду с мечами, все больше приспосабливавшимися к кавалерийскому бою, стали широко использоваться сабли, заимствованные из арсенала противника.