История Украины - [17]

Многие детали этого похода совпадают с сообщением о походе на Царьград Олега. Как и отряды Олега, игоревы воины «их же емше. овехъ растинаху, другая аки странь поставляюще и стреляху въ ня, изимахуть, опаки руце съвязывахуть, гвозди железный посреди главы въбивахуть имъ. Много же святыхъ церквий огневи предаша, манасты-ре и села пожгоша, и именья немало от обою страну взяша». Но на этот раз удача отвернулась от Руси: греки сожгли вражеский флот. «Русь же видящи пламянь, вметахуся въ воду морьскую, хотяще убрести: и тако прочий възъвратпшася въ свояси». Судя по всему, этот-то рассказ и послужил основой для сообщения о предшествующем походе Олега на столицу Византии. И уже в нем были соединены фрагменты «Хроники» Георгия Амартола и Жития Василия Нового.

Действия Руси здесь соответствуют представлениям о том, как должны себя вести народы, появляющиеся в последние времена и наказывающие христиан за грехи. Это подтверждается использованием этого же текста для описания в Лаврентьевской летописи монгольского нашествия на Рязанскую землю в 1237 г.: «В лето 6745…На зиму при-доша от всточьные страны на Рязаньскую землю лесом безбожний Татари, и почаша воевати Рязаньскую землю, и пленоваху и до Проньска. Попленивше Рязань весь и пожгоша, и князя ихъ оубиша. Ихже емше овы растинахуть, другыя же стрелами растреляху в ня, а инн опакы руце связывахуть. Много же святыхъ церкви огневн предаша, и манастыре и села пожгоша. Именья не мало обою страну взяша…».

То, что такой повтор не случаен, показывает рассказ той же Лаврентьевской летописи о том, как воспринималось нашествие иноплеменников: «Си вся наведе на ны [т. е., на нас] Богъ грех ради наших. Яко пророкъ глаголет: "Несть человеку мудрости, ни е мужства, ни есть думы противу Господеви. Яко Господеви годе бысть, тако и бысть. Буди имя Господне благословенно в векы” [Иов 1 20–21]».

Итак, летописное повествование о походе Игоря на греков невозможно рассматривать в качестве достоверной информации о том. «как это было на самом деле».

Летописец завершает историю князя Игоря знаменитого преданием о том, как тот попытался вторично получить дань с древлян: «В лето 6453. В се же лето рекоша дружина Игореви: "Отроци Свеньлъжи изо-делися суть оружьемъ и порты, а мы нази. Поиди, княже, с нами в дань, да и ты добудеши и мы”. И послуша ихъ Игорь, иде в Дерева в дань, и примышляше къ первой дани, и насиляше имъ и мужи его. Возьемавъ дань, поиде въ градъ свой. Идущу же ему въспять, размысливъ рече дружине своей: “Идете съ данью домови, а я возъврапцося, похожю и еще”. Пусти дружину свою домови, съ малом же дружины возъвратися. желая болыпа именья. Слышавше же деревляне, яко опять идеть, сду-мавше со княземъ своимъ Маломъ: "Аще ся въвадить волкъ в овце, то выносить все стадо, аще не убьють его; тако и се, аще не убьемъ его, то вся ны погубить”. И послаша к нему, глаголюще: “Почто идешп опять? Поималъ еси всю дань”. И не послуша ихъ Игорь, и вышедше изъ града Изъкоръстеня деревлене убиша Игоря и дружину его». Завершается этот печальный рассказ уже рассмотренным нами оборотом: «И погре-бенъ бысть Игорь, и есть могила его у Искоръстеня града въ Деревехъ и до сего дне».

История с убийством Игоря находит подтверждение в греческой «Истории» Льва Диакона. Согласно ей, обращаясь к Святославу, император Иоанн Цимисхий якобы сказал: «Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор¹ приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды. Не упоминаю я уж о его [дальнейшей] жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев[5]^[6], он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое».

Предания о княгине Ольге

Летописные предания о княгине Ольге, по признанию практически всех исследователей, имеют фольклорное происхождение.

Это. прежде всего, легенда о мести Ольги древлянам за смерть своего супруга. Первых послов, предлагавших киевской вдове выйти замуж «за князь свой Маль», она приказала похоронить живьем («засы-пати я живы») в ладье, в которой киевляне принесли их на ольгин двор. Второе посольство было сожжено в бане («деревляне начаша ся мыти; и запроша о нихъ истобъку, и повеле зажечи я оть дверий, ту изгореша вен»). Затем Ольга отправилась в древлянскую землю, чтобы, как она якобы сказала, «иде же убисте мужа моего, да поплачюся надъ гробомъ его, и створю трызну мужю своему». На тризне она напоила хозяев «и повеле дружине своей сечи деревляны; и исекоша ихъ 5000», после чего вернулась в Киев.

По мнению Д. С. Лихачева, «Ольга говорит иносказательно о мести, послы же древлян не понимают иносказательного языка Ольги и воспринимают лишь поверхностный, прямой смысл ее речей, считая их лишь традиционной свадебной обрядностью». Овдовевшая княгиня как бы загадывает древлянам три загадки: о ладье, бане и пире — как элементах погребального обряда. Внешне обещая воздать послам почести. Ольга в прпкровенной форме обрекает их на смерть. «Как это обычно бывает в сказках. — пишет Д. С. Лихачев, — женихи или сваты, не сумевшие разгадать загадки царевны-невесты, должны умереть».