История Украины - [27]
Остается, однако, неясным, почему строительство «Нового Иерусалима» было приурочено Ярославом именно к 30-м годам? И почему именно к этому времени относится создание древнейшеей летописи, а также произнесение Илларионом «Слова о Законе и Благодати»?
Ответ на все эти вопросы, как представляется, дает «Раздрешение неизреченнаго откровения», приписываемое популяронму в Древней Руси богослову Ипполиту Римскому. Оно, как и памятники древнейшего летописания Руси, сохранилось в позднем списке XV в. – в Геннадиевской Библии 1497 г. После цитирования первых четырех стихов 20 главы Апокалипсиса его автор приводит рассуждение, заслуживающее особого внимания: «И по отрешении же реченному [подразумевается освобождение дьявола перед Концом света «на малое время», а именно на три с половиной года. – И.Д.] размыслимъ: Рече евангелист, яко связа диавола на тысящу летъ. Отнеле же бысть связание его? – От вшествиа въ адъ Господа нашего Иисуса Христа в лето пятьтысющное пятсотное и тридесять третьее да иже до лета шестьтисющнаго и пятьсотнаго и тридесять третиаго, внегда исплънитися тисяща летъ. И тако отрешится сатана по праведному суду Божию и прельстить миръ до реченнаго ему времени, еже три и пол-лета, и потом будет конець. Аминь».
Если дата в расчете Геннадиевской Библии (6537 год) дана по аннианской эре, насчитывающей 5500 лет от Сотворения мира до Рождества Христова (по нашей эре), мы получаем новые данные, позволяющие вернуться к наблюдению А. А. Шахматова, обнаружившего в тексте Повести временных лет под 6544–6545 годами какой-то серьезный рубеж. Именно это послужило основанием для гипотезы о существовании так называемого Древнейшего свода (1036–1039). Во всяком случае, сопоставление дат создания киевской митрополии, строительства Софии Киевской, произнесения Слова о Законе и Благодати, помещения в Повести временных лет похвалы Ярославу Владимировичу и года, рассчитанного в послесловии Геннадиевской Библии, наводит на мысль, что их приблизительное совпадение во времени не случайно.
Именно к этому времени завершается (хотя бы формально) христианизация Руси, что должно было рассматриваться как дополнительное основание, подтверждающее наступление конца света. Вряд ли случайно и стечение в летописном 6545 году таких событий, как строительство Золотых ворот и Софии Киевской, учреждение в Киеве монастырей свв. Георгия и Ирины, произнесение в надвратной Благовещенской церкви Слова о Законе и Благодати, создание какого-то летописного произведения (условно называемого Древнейшим сводом) и, наконец, совпадение в 1038 году Благовещения с Великой субботой (подобные совпадения рассматривались в средневековом обществе как потенциальные даты конца света). Судя по всему, перед нами – след напряженного ожидания заранее рассчитанного конца земной жизни.
Ярослав и Святополк
Возможно, именно с этим ожиданием связаны и особенности описания междоусобицы Владимировичей, развернувшейся после смерти князя-крестителя.
Летописец рассказывает, что в момент смерти Владимира Святославича (15 июля 1015 г.) рядом с ним оказался туровский князь Святополк (считавший сыном Владимира, хотя родился он от вдовы Ярополка Святославича, которую Владимир взял в жены – после убийства брата – уже беременной). Любимый же киевским князем сын Борис незадолго до этого отправился с отцовской дружиной воевать с печенегами. Это якобы позволило Святополку захватить власть в Киеве, убить Бориса, а затем и муромского князя Глеба. Зато Ярославу Владимировичу, благодаря помощи новгородцев, удалось победить Святополка, который бежал в Польшу. В 1018 г. Святополк вернулся на Русь в сопровождении польского князя Болеслава Храброго и вновь захватил Киев, а Ярослав бежал в Новгород. Здесь новгородцы вновь собрали войско, с которым Ярослав окончательно победил Святополка зимой 1018–1019 г. Святополк бежал «в печенеги», а Ярослав начал княжить в Киеве…
Так выглядит летописная версия борьбы за киевский престол. Однако обращение к иностранным источникам вносит в это описание некоторые коррективы. Согласно Хронике мерзебургского епископа Титмара, Святополк не мог захватить Киев сразу после смерти Владимира. Оказывается, туровский князь в момент смерти князя-крестителя находился в темнице, куда был заключен вместе со своей женой (дочерью Болеслава Храброго) и ее духовником, епископом колобжегским Рейнберном. После внезапной кончины Владимира Святополку удалось бежать из заключения. Он отправился в Польшу, где вместе с Болеславом собрал полько-немецкое войско и в 1018 г. вторгся в пределы Руси. Целью Болеслава при этом было, видимо, не столько желание посадить зятя на киевское княжение, сколько освободить из заключения свою дочь… Полвека назад это сообщение, подкрепленное свидетельствами (правда, не очень внятными) Эймундовой саги, позволило Н. Н. Ильину высказать догадку, что убийцей Бориса и Глеба был не Святополк (которого тогда не было на Руси), а сам Ярослав Мудрый…
Так это или не так, неизвестно. Для нас в данном случае важнее другое: как летописец характеризует Святополка. Если прямые обвинения его как братоубийцы вполне ясны и понятны, то косвенные характеристики туровского князя почти невидимы современному нам читателю.
