История триумфов и ошибок первых лиц ФРГ - [2]

И в самом деле, в Эрхарде отсутствовала необходимая толика макиавеллизма. «Добрый человек с озера Тегернзее» не был ни интриганом, ни властолюбцем. «Со времен Людвига Эрхарда мы знаем, что не только политика вредит характеру, но и характер вредит политике», — писал публицист Йоханнес Гросс, и вряд ли можно точнее описать основную дилемму правления Эрхарда. Для поста канцлера Эрхард был слишком нерешителен, не уверен в себе и, в конечном итоге, слишком слаб для того, чтобы руководить. Никто больше не говорил о «канцлерской демократии», как во времена Аденауэра. Вместо этого многие вслед за журналистом Гюнтером Гаусом спрашивали, управляет ли вообще кто-нибудь страной.

Эрхарда никогда не интересовала партийная работа. Ему больше импонировало непосредственное общение с гражданами, перед которыми он выступал в роли так называемого «народного канцлера». Будучи не в состоянии справиться с постоянными распрями в своей собственной партии, а также не имея никакого влияния на Христианско-Демократический Союз (ХДС), «господин экономическое чудо» все же умел выиграть выборы, как показал 1965 год. Когда через год пар «локомотива» по имени Эрхард иссяк, он был быстро переведен на запасный путь и вычеркнут из всех расписаний.

Внешняя политика тоже не принесла ему славы. Эрхард считал себя «открывателем Америки». Однако его мечтательно-наивное преклонение перед Америкой не смогло предотвратить все более явную потерю интереса США к Европе, вызванную войной во Вьетнаме. За время правления Эрхарда значительно охладились немецко-французские отношения, но канцлер был виновен в этом лишь отчасти. Французский президент де Голль оказался своевольным и тяжелым в общении партнером, с которым «проатлантически» настроенный Эрхард не мог наладить ни политических, ни просто человеческих взаимоотношений. Безграничное признание Эрхард получил лишь за одно свое политически мужественное и нравственно верное решение — через 20 лет после окончания войны он смог наладить дипломатические отношения с государством Израиль. По всей видимости, это было самым важным шагом его бесславного правления.

История любит шутить: Людвиг Эрхард, отец «экономического чуда», не в последнюю очередь был низвергнут из-за небольшого изменения конъюнктуры. Что нынче министры финансов большинства европейских стран назвали бы райскими условиями, боязливым современникам Эрхарда казалось тяжелым экономическим кризисом, готовившим путь к захвату власти Большой коалицией.

Славе Эрхарда как величайшего экономиста в дальнейшем не повредили ни отставка с поста канцлера, ни кризис в стране. До сих пор политики самых разных партий претендуют на то, чтобы называться его преемниками. До сих пор вновь и вновь задается вопрос: «А как бы поступил на нашем месте Людвиг Эрхард?» Какой другой политик смог бы надеяться, что его идеи по прошествии стольких лет будут иметь такую же силу отдачи?

Уж точно не Курт Георг Кизингер. Его еще называют «забытым канцлером». Слишком коротким было время его правления (с декабря 1966 по сентябрь 1969 года), слишком большой мощью обладала Большая коалиция — необычное политическое образование, которое он возглавлял. Для одних она была синонимом грехопадения республики, для других — символом ее единства. В первый и последний раз христианские демократы и социал-демократы, бывшие до того дня политическими противниками, протянули друг другу руки, чтобы совместными усилиями образовать правительство. Кизингеру была предназначена роль спасителя. Он стал главой правительства в то время, когда республика возомнила, что она находится в кризисе: в Потсдаме закрывались шахты, количество безработных в январе 1967 года достигло 600 000, принимая угрожающие размеры, в результате правым радикалам (НДПГ)[1] удалось провести своих депутатов в земельные парламенты. Этот велеречивый шваб, появившийся в 1950-е годы в недавно созванном бундестаге и заслуживший такие прозвища, как «вождь серебряные речи» и «парламентский клинок Аденауэра», уже успел заработать себе репутацию «доброго отца» земли Баден-Вюртемберг. Не вовлеченный в интриги вокруг смещения с поста Эрхарда, эстет и интеллигент Кизингер казался подходящим человеком для того, чтобы снова поставить на ноги подгнивающий союз христианских демократов и социал-демократов. Социал-демократы, напротив, хотели наконец доказать нации свою способность адекватно управлять государством. Обе партии намеревались использовать свой временный союз для того, чтобы за это время распрощаться с законами чрезвычайного положения.

Кабинет Кизингера, состоящий из блестящих умов эпохи, уважительно называли «Кабинетом голов». В него входили такие разные политики, как Вилли Брандт, Герберт Венер, и Карл Шиллер, и Франц Иосиф Штраус, и Герхард Шрёдер. Список громких имен венчали председатели фракций — Гельмут Шмидт и Райнер Барцель. Кизингер в этом кругу выглядел сфинксом, полным достоинства председателем и третейским судьей между ссорящимися сторонами. Конрад Алерс как-то назвал Кизингера «ходячим комитетом по урегулированию». Это прозвище делало честь канцлеру огромной коалиции: ему было важно наладить диалог, столкнуть друга и врага в разговоре с глазу на глаз. Символом его руководства стала картина уютного заседания кабинета министров под зелеными платанами. Однако стиль его правления обеспечивал ему упреки в нерешительности и откладывании решений «на потом». При Кизингере развитие и стагнация шли рука об руку. С помощью объединенных сил Штрауса и Шиллера спад экономики вскоре стал прошлогодним снегом, законы чрезвычайного положения были приняты, а отношения с западными партнерами — США и Францией — нормализованы. Обернувшись лицом к Востоку, Кизингер все никак не отваживался забить «священных коров доктрины Хальштайна».