История Трапезундской империи - [9]
Грузинские источники, прежде всего свод грузинских летописей Картлис Цховреба, — важный для нас источник[189]. Необходимо, однако, осторожно подходить к сообщаемой информации, особенно хронологии, учитывая разновременность создания и нередко позднее редактирование входящих в нее частей. Даже такие основополагающие для всего христианского мира даты, как падение Константинополя, приводятся нередко со значительными ошибками[190]. Армянские источники также нередко сообщают важную для нас информацию, в том числе в связи с татаро-монгольскими завоеваниями в Анатолии. Колофоны и памятные записи армянских и грузинских рукописей — ценный самостоятельный источник[191].
Значительный и разнообразный материал по истории Трапезундской империи дают дневники и отчеты путешественников, посещавших Понт в Средневековье и Новое время[192]. Наибольший интерес для нашей темы представляют отчеты людей, побывавших в самой Трапезундской империи вскоре после ее падения; но и в сообщениях позднейших путешественников подчас встречаются интересные сведения и описания ныне несохранившихся памятников. Среди современников Трапезундской империи, оставивших воспоминания, мы бы выделили двух османских пленников — немецкого Иоганна Шильтбергера (рубеж XIV и XV вв.)[193] и сербского участника захвата Трапезунда, Константина Михайловича из Островицы[194]. Непреходящее значение имеют записки кастильского посла ко двору Тамерлана Руя Гонсалеса де Клавихо (1404 г.)[195] и путешественника Перо Тафура (1437–1438 г.)[196]. И если первый тщательно проверяет информацию, то второй легко доверяет слухам, нередко ошибается в деталях описываемого[197]. Использовались сочинения Одорико де Порденоне и иных францисканцев[198], послов Иосафата Барбаро, Амброджо Контарини[199] и многих других путешественников.
Разумеется, круг использованных источников не ограничивается вышеуказанными. Мы опустили целиком античные и византийские источники до 1204 г., не упоминали и других, имеющих более частное значение. Ссылки на них читатель найдет в соответствующих главах.
4. Среда обитания. Географические условия Понта
Основное ядро античного и средневекового Понта в большей или меньшей степени совпадало с замкнутым естественно-географическим районом, протянувшимся с востока на запад от устья реки Акампсис (Чорох) до устья реки Галис (Кызыл Ырмак). Омываемый с севера морем, с юга Понт был ограничен двумя горными цепями. Первая из них — Понтийские горы — цельное орографическое образование, с общими ботаническими характеристиками (зона распространения понтийской азалии и рододендрона) серпообразно протянулись от устья реки Чорох до устья реки Ирис (Йешил Ырмак)[200]. Три хребта Понтийских гор: Лазистанский (Париадр), Зигана и Джаник, а также среднее течение рек Чорох (линия тектонического разрыва) и Ликий (Келькит) были первой, ближней, естественной южной границей Понта. Вдоль нее легко строилась оборона. Параллельно этой цепи гор, южнее, пересекая верховья Евфрата, проходила следующая горная цепь, и при благоприятных обстоятельствах границы Понта могли достигать и этих, более дальних рубежей. Понтийские горы, особенно на востоке, довольно высокие и труднопроходимые. Их скалистые пики достигают 3–4 тыс. м, в то время как к западу они понижаются до 2–3 тыс. м. Пересечь эти горы можно было лишь минуя несколько трудных горных перевалов, как правило, надежно защищаемых в случае нападения с суши. На пути к Трапезунду это были Зиганский проход (2025 м) и восточнее Понтийские ворота (2400 м), чаще используемые в летнее время. Вся территория Понта гористая. Прибрежная полоса узка, и подчас горы прямо подходили к берегу и круто обрывались в море[201]. Единственные значительные долины образовывали наносы рек Галис и Ирис на западе Понта[202]. Именно там еще в эпоху Понтийского царства благодаря особенностям ландшафта и сети дорог возникли как крупные городские центры, так и очаги интенсивного земледелия[203]. С Запада на Восток горы, все возвышаясь и подходя ближе к морю, разрываются только речными потоками, образующими долины, доступ к которым и ныне легче вдоль морского побережья, нежели южнее, через горные теснины[204].
В античности Понт считали относительно холодным районом. Аристотель, например, писал, что из-за зимнего холода на Понте не разводят ослов, чувствительных к морозам, а птицы зимой улетают оттуда в более южные места[205]. Он же отмечал резкие перепады между зимними холодами и летним зноем
