История Тоурен - [9]

Погасшие звёзды перестали сыпаться, и я обнаружил себя стоящим на белокаменной лестнице, уходящей в бесконечную низину и поднимающейся к высокой белой башней. Вокруг меня парили пятикрылые создания без лиц и ног, но с четырьмя руками. Одно из них подлетело ко мне. Оно что-то держало в своих тонких хрупких белых руках. Я протянул свою, кажущуюся слишком грязной рядом с ними, и существо вложило в мою ладонь длинное белое перо.

Вокруг не стало звуков, и в следующее мгновение я ощутил, как что-то несется ко мне. Вскинув голову, я увидел длинный вытянутый красный осколок, летящий слишком быстро, чтобы успеть что-то предпринять. Он пронзил меня, и белой лестницы и башни рядом не стало.

Ничего вокруг не стало, казалось, даже моего тело, но сохранился Я. Мой разум, отчаянно пытавшийся понять, что произошло. Но беспокоили меня не исчезнувшие крылатые создания, а мое растворившееся в пространстве тело.

Я не знал тогда, сколько прошло времени, пока я пытался понять или хотя бы предположить, что творится вокруг. Не ощущал времени, не чувствовал, как оно идет, и в какой-то момент в сознание прокралась мысль что быть может, время не идёт вовсе. Я и вечность остались наедине друг с другом. Я и вечность, застопорившаяся в одной точке.

Мое сознание продолжало бороться, даже когда разум смирился с мыслью, что такого понятия как время больше нет. Почему нет? Может, его и не было? Ведь время надо ощущать, чувствовать, а мне было нечем, ведь меня, по сути, не стало.

Помню, я даже пытался про себя считать, но не дойдя и до десяти, понимал что более не чувствую ритма, с которым должны проходить секунды. Числа оставались лишь словами, без какого-либо смысла, таящегося за ними. И это длилось бесконечное множество следующих друг за другом цифр, которыми я тщетно пытался измерить пройденное время.

И однажды, я вдруг смог ровно считать. Спустя миллиарды попыток, я почувствовал, сколько должна длиться секунда, и тогда к моим глазам подступили краски.

Это было знакомое ощущение, я уже переживал его прежде – когда-то давно, в раннем детстве, когда прощался с матерью. Я был слеп, и я прозрел лишь в тот момент, чтобы увидеть, как мать идёт на смерть ради спасения жизней мира. И сейчас со мной происходило нечто подобное.

Но разум прорезали не голубое небо и не светлая с зеленым оттенком кожа матери, а краснота. Это был огонь, и для меня он был неощутим. Я почувствовал свою руку и вытянул её вперед, но вместо белой кожи увидел алое пламя, укутавшее трехпалую когтистую лапу с длинными чуть загнутыми вовнутрь толстыми когтями. Я был уверен, что это не моя рука, а быть может, Ирла, но она подчинялась каждому моему позыву: сжималась и разжималась, сгибала пальцы. Теперь это была моя рука. Но как?..

Я стал озираться, но кругом было лишь только пламя: бушующее алое пламя, укутавшее всё вокруг. Моё пламя. Смешно и любопытно.

Я точно знал, что я – сын перворожденного элементаля тверди Одеравэрде, носитель и наследник её крови, последний из старшего племени змей, именуемого Одера. И я – огонь.

Смешно.

Как никогда мне хотелось рассмеяться в полный голос, выгнуть спину и упасть на колени, ударяя кулаком о землю и испускать громкие гортанные звуки, давиться своим смехом.

Когда истерика отодвинулась в сторону, я снова стал думать. Сомнений в том, что моя память – это моя память нет и не должно быть, иначе… нет.

Огонь… так пусть будет огонь.

Долгое время вездесущее пламя совершенно не подчинялось мне. В какой-то момент пришла мысль, что когда-то давно вот таким же образом Ирл покорял Ди. Мне трудно решить: было ли ему сложнее, или проще? С одной стороны я - элементаль земли, который много всего знает о принципах стихии огня, но относится к совершенно другой стихии, а с другой – Ирл, чистое неокрашенное никаким элементом сознание, пришедшее наравне с прочими четырьмя перворожденными в новый мир. Да, пожалуй, Ирлу было куда тяжелее.

Огонь – слишком сложная стихия для меня. Так уж сложилось, что по заряду элемента ему противоположна вода, но как по мне, твердь на эту роль подошла бы не хуже.

Огонь – это неподвластный хаос, частицы которого совершенно не стремятся к единению, а, напротив, стремятся вырваться из под контроля и быть сами по себе, невзирая на то, что по отдельности их существование невозможно.

Пытаясь овладеть огнем, ставшим моим телом и моей стихией, я понял, что никто не может винить Ирла в разрыве связи с Ди. У меня годы ушли на то, что подчинить себе жалкое красное пламя, в то время как вокруг нас не было ничего более, абсолютная изоляция, а Ирл управлял живым хаосом, жадно впитывающим в себя всё вокруг.

Однажды, и я говорю однажды в том смысле, что у меня был свой отсчет времени, который мог сбиваться и быть абсолютно неверным, пламя мне подчинилось. Каждая жалкая крупица бескрайнего океана красного пламени подчинялась мне. Ни одна не стремилась более наружу, не рвалась никуда, абсолютная власть. Должно быть, это и есть гармония со своим духом-фениксом.

Я вздохнул спокойно, если изрыгание пламени можно принять за вздох, но всё тот час снова стало меняться. Я ожидал, что снова увижу сияющие белые звезды, но какая бы сила не творила со мной все эти превращения, у неё явно есть чувство юмора.