История телохранителя - [10]
— Да, вы правы. Матушка опять работает, и брат поступил в услужение.
— Вот видите… Я всего лишь стерегу собаку и, наверное, не вправе давать советы, но если вы хотите изменить свою жизнь, лучше сделать это прямо сейчас. Господин Такурая, в общем, неплохой человек, но вот связь с Рикити вас до добра не доведет. Поверьте моему слову, он причинит вам много горя.
— Я все понимаю, сударь, — О-Тоё подняла голову. В ее глазах светились недобрые огоньки. — Но с какой стати я должна что-то менять? Я содержанка, до мозга костей — содержанка! Я уже давно не та женщина, которую помнит Синкити.
— Ну, это как сказать, — улыбнулся Матахатиро. — Порой люди не меняются, даже если сами хотят измениться. Во всяком случае, если у вас есть желание, почему бы вам разок не встретиться с Синкити?
— С Синкити?
— Он еще ждет в храме Эко-ин…
— Прямо сейчас? Ждет? Меня?!
В одно мгновение щеки О-Тоё запылали. Прерывисто дыша от волнения, она растерянно взглянула на Матахатиро.
— Ну что же, — Матахатиро протянул вперед ладонь, — а мне осталось только получить деньги. Телохранитель собаке больше не требуется…
После продолжительного отсутствия Матахатиро возвращался к себе домой. Город погружался в белесые сумерки. Дойдя до Курамаэ, он свернул с улицы Сэндзю налево и оказался в темном проулке, где не было ни одной живой души.
В небе неподвижно висело большое облако, похожее на взбитую вату. Когда Матахатиро переходил мост Рёгоку, это облако, освещенное закатными лучами, было ярко-красным, а теперь совсем побелело.
«Интересно, пошла ли О-Тоё в храм», — вдруг вспомнил Матахатиро. Как бы то ни было, его это уже совершенно не касалось. Но про себя он подумал, что лучше бы пошла.
Переходя через речку Симборигава по маленькому мостику Итинохаси, Матахатиро заметил человека, который шел по левую руку от него вдоль ограды, отделяющей земли рода Сиракава.[18] Человек был весь в белом, и даже голова его была покрыта белым платком, обернутым вокруг лба и завязанным над ушами в виде колец, так, что его концы свободно свисали вниз. На плече он держал палку, на которой висели разноцветные фигурки трех обезьянок. То есть, судя по виду, это был такой же монах-макасё, как и Гэнсити, сосед Матахатиро.
Как только Матахатиро вспомнил про Гэнсити, мужчина неожиданно остановился. Почти одновременно с ним остановился и Матахатиро. Он тут же понял, что это никакой не нищий монах. Даже на расстоянии мужчина источал леденящую смертельную угрозу.
— Матахатиро Аоэ? — спросил он.
— Да.
Выражение лица Матахатиро резко изменилось, и он решительно обнажил меч. Его противник сбросил со спины обезьянок и тоже вынул свое оружие прямо из палки, которая, как оказалось, служила замаскированными ножнами. Вытянув клинок вперед, он бросился на Матахатиро. Тот ринулся ему навстречу. В первой атаке соперникам удалось разминуться. Матахатиро получил от нападавшего легкую царапину на боку, но при этом был уверен, что сам тоже рассек ему руку где-то пониже локтя. Мужчина резко остановился, обернулся и, не говоря ни слова, яростно кинулся в новую атаку. Его низкорослая, крепко сбитая фигура сама была как один большой меч. Дрался он яростно.
На этот раз Матахатиро остался стоять на месте и занял оборонительную позицию, покрепче уперевшись ногами в землю. Он отбил вражеский меч, готовый вонзиться ему прямо в грудь, и тут же сделал ответный выпад. Пытаясь увернуться, противник отпрыгнул и оказался сбоку. Матахатиро тут же сблизился с ним, будто хотел прижаться, и, переведя меч вправо острием вверх, отклонился назад, одновременно нанося мощный удар. Рука почувствовала, как клинок вонзился в тугую плоть. В тот же момент противник резко ткнул в Матахатиро своим мечом, но острие клинка лишь рассекло рукав кимоно. Вслед за этим, враг, словно подкошенный, упал на колени, и, медленно заваливаясь на бок, рухнул наземь. При этом он не издал ни единого звука.
Когда поверженный противник перестал биться в конвульсиях, Матахатиро опустился на колени и заглянул ему в лицо. Мужчине было на вид около сорока лет. Его щеки были покрыты густой многодневной щетиной. Матахатиро никогда раньше не доводилось встречать этого человека.
«Хотя это определенно кто-то из наших», — подумал Матахатиро. Он не сомневался, что тайного убийцу к нему подослал Танго Отоми, управляющий замком и командир всех самурайских старшин его родного клана. Об этом говорило и то, что незнакомец знал Матахатиро в лицо.
В один из последних дней прошлого года самурай Матахатиро Аоэ во время ночного дозора в замке даймё[19] случайно подслушал тайную беседу. Поначалу его насторожило то, что один из голосов, доносившихся из дальней комнаты, принадлежал старшему самураю Танго Отоми, который, как ему казалось, уже давным-давно ушел из замка. Собеседником Отоми был Содзюн Мурасима, лейб-медик главы клана князя Икиноками. Стараясь не шуметь, Матахатиро тут же поспешил вернуться, однако успел услышать, что Отоми выспрашивал у Мурасимы о состоянии здоровья князя, который уже почти два года не вставал с постели из-за болезни. А еще он подслушал, как старший самурай приказал лекарю увеличить количество яда, тайком подмешиваемого в княжеские лекарства.
Сборник «Тигриное Око» — это двенадцать «исторических драм», написанных современными писателями о прошлом Японии, об эпохах, ушедших безвозвратно, но до сих пор хранящих обаяние тайны. Читатель найдет здесь немало историй о благородных самураях, об их кодексе чести и воинских умениях, о секретных приемах мастеров фехтования Кэндо, передававшихся из поколения в поколение. Эзотерическая техника одного из них и послужила названием заглавного рассказа сборника. В книге есть и другие истории — например, о слепом певце-сказителе, поющем баллады о падении дома Тайра, или о самурае-филантропе и его несбывшейся любви, или о голове казненного сановника.
Сборник «Тигриное Око» — это двенадцать «исторических драм», написанных современными писателями о прошлом Японии, об эпохах, ушедших безвозвратно, но до сих пор хранящих обаяние тайны. Читатель найдет здесь немало историй о благородных самураях, об их кодексе чести и воинских умениях, о секретных приемах мастеров фехтования Кэндо, передававшихся из поколения в поколение. Эзотерическая техника одного из них и послужила названием заглавного рассказа сборника. В книге есть и другие истории — например, о слепом певце-сказителе, поющем баллады о падении дома Тайра, или о самурае-филантропе и его несбывшейся любви, или о голове казненного сановника.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.