История сыска в России. Книга 2 - [61]

Савинков с Сомовой переехали на Ривьеру, где поселились совершенно открыто, Прокофьева уехала в Давос, в Швейцарию, лечиться от чахотки, а Рогинский поступил в авиационную школу в Париже и т. д.

Около этого же времени среди партийных работников возникло сильное неудовольствие, направленное лично против Савинкова. Причиной недовольства послужили, с одной стороны, бездеятельность “Боевой организации”, а главным образом — воспоминания, написанные Савинковым по поручению Центрального Комитета. Будучи достаточно искренним, Савинков рассказал историю всех террористических выступлений, в которых он участвовал, а также тех, к которым он был прикосновенен, в таком духе, в каком был написан его известный рассказ “Конь Бледный”, вызвавший в свое время энергичную отповедь на страницах “Знамени труда”.

По воспоминаниям Савинкова, как он сам, так равно Сазанов, Каляев и другие “славные террористы” выходили не столько героями, чуждыми всяких недостатков, кристально чистыми по своим нравственным качествам и жившими только идеальными стремлениями ко благу народа и человечества, сколько самыми обыкновенными смертными со значительной долей авантюризма и искания сильных ощущений и со всеми свойственными людям недостатками, в особенности в отношении к женщинам.

Появление воспоминаний Савинкова в подобном виде совершенно развенчало бы многих бывших “героев”, что, конечно, было не в интересах партии, почему Савинкову был поставлен ультиматум: переделать свои воспоминания по данным указаниям, под угрозой исключения в противном случае из партии.

Приведенные выше обстоятельства значительно упрощали Центральному Комитету ту задачу, которую, как уже упомянуто выше, он себе поставил, — взять террор в свои руки и подчинить террористов своему влиянию. С означенной целью Центральным Комитетом были предприняты шаги в двух направлениях.

Во-первых, была произведена весной и летом 1911 года анкета среди старых партийных работников, проживающих за границей, с целью выяснить их принципиальное отношение к террору, а также, кто из старых работников желает принять личное участие в террористических выступлениях. Во-вторых, на страницах “Знамени труда” стала систематически вестись апология террора с целью привлечения в ряды террористов свежих сил в лице молодых партийных работников, В этих видах в “Знамени труда” начали печататься биографии террористов, их воспоминания, описания подготовки актов, исторические обзоры, статистика политических убийств и пр. для достижения вполне определенной роли — специальной обработки молодых работников в строго террористическом направлении.

Несомненно, что вся эта пропаганда террора значительно способствовала пробуждению интереса к нему, но были и другие обстоятельства, помимо сказанной пропаганды, приводившие к тому же результату, т. е. к возбуждению интереса к террору.

В 1911 году среди сторонников областного заграничного комитета, издавна находившегося в оппозиции к Центральному Комитету, стало нарождаться новое течение, лидерами коего явились мало известные до того партийные работники Антон Савин, Огановский и некоторые другие.

Представители этого течения настаивали на необходимости полного пересмотра партийных программ и тактики. В отношении программы они исходили из того положения, что основная часть партийной программы — аграрный вопрос — базируется на предположении, что русский крестьянин, по натуре своей и по историческому укладу своей жизни, есть крестьянин-общинник.

Между тем закон 9 ноября 1906 года, помимо того, что он фактически разрушает общину, показал, что крестьяне весьма охотно переходят на отруба и легко расстаются с общинными формами землевладения. Это обстоятельство, разрушая одну из главнейших основ партийной программы, вызывает, по мнению представителей указанного течения, необходимость пересмотра всей программы. Вопрос этот был не нов, так как еще в 1907 году в Москве была издана известными Департаменту полиции Мотелем Шахновым Розенбергом и Михаилом Яковлевым Гельдельманом брошюра “К пересмотру аграрной программы” (авторы скрыли свои фамилии под псевдонимами Фирсова и еще какого-то), каковая брошюра в то время была признана еретической.

В отношении тактики представители нового течения требовали пересмотра, доказывая, что террор как средство борьбы устарел, что при существовании Государственной думы террор является анахронизмом, и, наконец, что террор настолько скомпрометирован делом Азефа, что лучше совершенно отказаться от террора, чем рисковать повторением подобной истории.

Это течение, к которому впоследствии примкнули Авксентьев, Николай Алексеев Ульянов (Андрей Иванович) и некоторые другие, и которое за последнее время стало принимать наименование “ликвидаторства”, привлекало к себе значительное внимание среди заграничных работников партии, вызвало ожесточенные дебаты и завербовало в свои ряды довольно большое число сторонников. Но вместе с тем оно несомненно способствовало пробуждению интереса и к террору, и горячая проповедь противников террора вполне естественно производила иногда и обратное действие, способствуя самоопределению части партийных работников, относившихся ранее к вопросам террора более или менее индифферентно.