История сыска в России. Книга 2 - [49]

Красильникову в видах большей конспиративности были поручены главным образом дипломатические сношения русского министра внутренних дел с иностранными властями и заведование канцелярией заграничной агентуры. При допросе его комиссией Временного правительства он, между прочим, показал следующее:

“Непосредственно после моего приезда в. Париж в 1909 году я никакого отношения к агентуре не имел, агентурой заведовал ротмистр Долгов. На мне же как на специалисте по розыску лежало лишь официальное представительство… мною была принята от ротмистра Андреева не секретная агентура, а вообще бюро; что касается секретных сотрудников, то мне даже запрещено было касаться этой стороны дела, ограничиваясь контролем над действиями подполковника Эргардта.

Я знал всех секретных сотрудников по фамилиям, но не мог вмешиваться в агентуру… но впоследствии было признано неудобным разделение представителей Министерства внутренних дел в Париже на официальных и неофициальных, французскому правительству неизвестных, и ротмистр Долгов был подчинен мне. Когда Долгов ушел из Парижа, мне был передан один из его сотрудников. Но большая часть сотрудников, например, большинство сотрудников подполковника Эргардта, оставалась мне лично неизвестной — за исключением тех случаев, когда сотрудник почему-нибудь мне был представлен. Лично моими сотрудниками были Шарни и Ратмир”.

Итак, хотя и на “нелегальном положении”, но русская политическая полиция в Париже продолжала свою деятельность: французские и русские филеры продолжали следить за русскими эмигрантами, а внутренние секретные сотрудники освещать своих товарищей, а порой и провоцировать.

Филеры, как иностранцы, так и русские, состояли непосредственно на службе у начальника заграничной агентуры, а кроме того временами за границей появлялись и филеры Петербургского охранного отделения, вероятно, и других российских охранных отделений, а также и агенты дворцовой охраны для ознакомления с выдающимися революционными деятелями.

Ближайшее заведование этими группами филеров поручалось старшим из них, а иногда Красильников откомандировывал для этой цели своего ближайшего помощника по управлению агентурой титулярного советника Мельникова. Приводим следующее письмо Мельникова к Красильникову из Женевы от 22 апреля 1912 года:

“От Жоливе я получил уведомление, что работа русских людей в Кави благополучно ими окончена, и ему удалось показать всех интересных лиц.

Что же касается до двух русских, ныне находящихся в С.-Ремо, то Морису остается им показать лишь Савинкова (всех прочих русские уже видели). Но так как, по словам Мориса, Савинков редко выходит из виллы, то русским придется в ожидании его появления пробыть в С.-Ремо еще некоторое неопределенное время. Как только получу от Мориса извещение, что ему удалось показать Савинкова, мы все вместе немедленно выедем из Генуи в Париж.

Двое остальных русских находятся в Кави, где продолжают работу, начатую ими сызнова. Сегодня с утренним поездом прибыл сюда встреченный нами на вокзале Борис Моисеенко. Пробыв здесь около 25 минут, он с поездом направился в Сестри. О встрече его там Дюрень предупредил Жоливе телеграммой”.

В следующем году тот же Мельников пишет своему начальнику 22 апреля из Ниццы:

“В дополнение к моей телеграмме от сего числа, в коей я просил Ваших инструкций, как мне действовать в отношении направления предстоящей работы 3-й партии русских механиков, я, кроме того, позволил себе высказать мнение, что лучше было бы пока обождать их посылкой на работу в Кави, а именно по следующим причинам:

1) Необходимо, чтобы кавийцы немного успокоились и некоторое время не видели у себя подозрительных для них лиц, В каждом появляющемся в Кави иностранце они, в особенности Колосов, видят русских агентов, приехавших туда с целью за ними наблюдать.

Так произошло и с некоторыми из наших механиков, на которых при каждой с ними встрече Колосов и его приятель очень подозрительно посматривали.

2) Неимение в настоящее время подходящего для русских руководителя. Бывший руководитель, итальянец Розелли, г. Дюреном откомандирован для наблюдения на станцию Алласио. Другие, находящиеся в распоряжении г. Дюрена люди: итальянец Фрументо находится в Неаполе с Потоцкой, a Henry на станции Генуя вместе с Дюреном. Из всех этих лиц ни Henry, ни Розелли руководителями при работе русских быть не могут, так как они, в особенности Розелли, очень хорошо известны кавийцам. Следовательно, для этой цели необходимо будет подыскать из общего числа наших людей такого человека, который бы знал в лицо всех кавийцев.

Тем временем, когда будет подыскано подходящее для этой цели лицо, можно занять русских работой здесь и в Сан-Ремо. Познакомить механиков с интересными лицами, живущими в этих городах, никаких затруднений не представляет, и этим делом я могу заняться лично сам. Все эти лица хорошо известны мне, и я знаю места, где можно их встретить. Означенные мои предположения по поводу предстоящей работы последней партии механиков считаю долгом доложить на Ваше усмотрение.

В заключение считаю долгом препроводить Вам для сведения общий список всех лиц, которые были показаны русским механикам в Париже, Ницце, Сан-Ремо и Кави-ди-Лаванья”.