История Спарты (период архаики и классики) - [21]
К чему иногда приводит желание совместить несовместимые варианты предания, можно показать на примере Дж. Хаксли. Он, желая примирить разноречивые свидетельства Геродота и Аристотеля, совершает насилие над традицией, ибо делает Ликурга и Феопомпа современниками. "Эта должность, - пишет он, - вероятно, была учреждена Ликургом от имени молодого царя Феопомпа перед окончанием Первой Мессенской войны"[003_145].
Традиция о постликурговом происхождении эфората представляется нам наиболее достоверной уже потому, что она достаточно подробно изложена Аристотелем. Аристотель считал реформу Феопомпа очень важным этапом в развитии спартанского полиса. Царь Феопомп, по его словам, сознательно пошел на умаление своей власти, уступив рядовым гражданам часть своих функций во имя сохранения царской власти как таковой: "Ослабив значение царской власти, он тем самым способствовал продлению ее существования, так что в известном отношении он не умалил ее, а, напротив, возвеличил" (V, 9, 1, 27-30). Компромисс, заключенный между царями и обществом, способствовал сохранению в Спарте гражданского мира и приданию устойчивости ее государственному строю.
Первоначально коллегия из пяти эфоров должна была исполнять судебные функции спартанских царей в их отсутствие (Plut. Cleom. 10). Число эфоров, как правило, связывают с числом спартанских об[003_146]. Так, по мнению Дж. Хаксли, когда эта должность была учреждена, каждый эфор должен был заведовать одной обой[003_147]. Возможно, эфоров назначали цари из числа своих родственников и друзей, т. е. ими становились только знатные люди наподобие критских космов (Arist. Pol. II, 7, 5, 1272 a) Но, как известно, в классическое время данная должность была уже выборной. Когда произошел подобный качественный сдвиг в сторону создания регулярной выборной магистратуры, сказать трудно. В немалой степени этому могла способствовать полная занятость царей военной сферой в ходе затяжных военных конфликтов с Мессенией. В результате "царский" эфорат постепенно превратился в орган, уже мало зависимый от царей.
Поскольку в нашей традиции учреждение эфората жестко связывается с царем Феопомпом (785-738 гг.) и Первой Мессенской войной (743-724 гг.), то введен он был, скорее всего, приблизительно в то время, с которого начинается традиционный список эфоров-эпонимов, приводимый александрийскими учеными Эратосфеном и Аполлодором (Apollod. Chron. 244 F 335 a)[003_148], т. е. ок. 755/4 г. Не исключено, что Феопомп мог выступить инициатором учреждения эфората до Первой Мессенской войны, и список эфоров, берущий свое начало от 755/4 г., как будто это подтверждает. Большинство исследователей не сомневаются в достоверности списка эфоров-эпонимов[003_149]. Хотя, как думает В. Форрест, возможно, самые первые имена в том списке были фиктивными[003_150]. Когда именно эфорат эмансипировался от царской власти и эфоры стали выбираться из всей массы граждан, точно не известно. Во всяком случае, подобная трансформация, скорее всего, произошла задолго до середины VI в., ибо к этому моменту эфорат выступает уже как совершенно самостоятельная политическая сила. Как заметил В. Эренберг, "сам факт существования эфората как органа, избираемого всем народом, принципиально приравнивал спартанскую конституцию к полисной конституции, хотя сам эфорат оставался единичным явлением"[003_151].
4. ХИЛОН И ТАК НАЗЫВАЕМЫЙ ПЕРЕВОРОТ СЕРЕДИНЫ VI В.
На середину VI в. приходится последний, третий этап реформирования спартанского общества, в результате которого возникает т. н. классическая модель спартанского полиса.
Возможным инициатором имевших тогда место изменений был эфор Хилон. Несмотря на то что наши сведения о нем крайне скудны, тем не менее это единственный персонаж, с которым можно связать спартанские реформы конца архаического периода. В списке
эфоров Хилон значится под 556 г. (Apollod. Chron. 244 F 335 c; Euseb. II, 96-7). Уже это заставляет думать, что Эфор являлся, скорее всего, фигурой исторической, хотя что-либо определенное о нем сказать трудно[004_152]. Древние помещали эфора Хилона среди семи мудрецов (Her. I, 59; VII,235; Plat. Protag. 343 a; Plut. De aud. poet. 14, 35 sq.; Diog. Laert. praef. 13; I, 3, 69-73). Хилон был одним из персонажей трактата Диогена Лаэртского, посвященного знаменитым философам. По словам Диогена, Хилон сделал эфорат равным царской власти (I, 3, 68). Он также сообщает кое-какие подробности из биографии Хилона. Так, согласно Диогену, Хилон умер от радости, когда его сын одержал победу на олимпийских состязаниях (I, 3, 72). Судя по папирусному отрывку, относящемуся ко II в., Хилон стоял у истоков проведения антитиранической политики за пределами Спарты (Pap. Rylands 18 = FgrHist 105 F 1)[004_153]. Вот, собственно, и все, что нам известно о Хилоне.
Мы не знаем, в чем конкретно заключалось реформирование эфората, которое традиция связывает с именем эфора Хилона. Вероятно, Хилон был инициатором закона, передавшего председательство в народном собрании и в герусии от царей к эфорам. Это был последний шаг в реформировании эфората, который полностью эмансипировал данную магистратуру от всех остальных властных структур. Во всяком случае, к началу классического периода эфорат обладал уже всей полнотой исполнительной и контролирующей власти в государстве, став, в сущности, правительством Спарты. Можно только предполагать, что ежемесячная клятва между царями и эфорами, о которой упоминает Ксенофонт, была установлена с подачи эфора Хилона. По словам Ксенофонта, эфоры клялись от имени гражданской общины, цари - от своего собственного имени (Lac. pol. 15, 7). Ежемесячное повторение клятвы - результат очень тяжелого для царей компромисса. Подобные клятвы были не редкостью там, где сохранялась царская власть (например, у молоссов - Plut. Pyrrh. 5; cp.: Arist. Pol. V, 9, 1, 1313 a), но вряд ли где-либо кроме Спарты они были ежемесячными. Столь частый обмен клятвами свидетельствует о крайне подозрительном отношении общины к своим царям. По-видимому, между царями и полисом
Спарта всегда была и остается загадкой как для античных писателей, так и для исследователей Нового времени. Никто из ее современников не имел точных сведений о том, что происходит внутри Спарты, куца чужеземцам путь был закрыв а самих граждан, если того не требовали чрезвычайные обстоятельства, за ее пределы не выпускали. Нынешние очерки петербургского антиковеда, профессора Санкт-Петербургского университета Л.Г. Печатновой позволяют заглянуть нам в этот заповедный мир, раскрывают на материале самых разнообразных источников, что собой представляло «государство равных» в реальности.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.