История советской литературы. Воспоминания современника - [40]

Причем многие произносившие эти строки не знали имени их автора — Василия Дмитриевича Федорова. С ним я близко сошелся в то время, когда оказался в штате журнала «Молодая гвардия». Поэт был членом редколлегии журнала. К тому времени он написал такие знаковые поэмы как «Проданная Венера», «Березовая роща», роман в стихах «Седьмое небо».

Однажды Василий Дмитриевич собрал нас всех в кабинете главного редактора, чтобы отметить очередной день рождения. Обращаясь к товарищам, он сказал:

— Я собрал вас для того, чтобы сообщить прелюбопытнейший факт моего жизнепребывания на земле. Родился я в Кемерово в 1918 году не то 23 февраля, не то 7 марта. При получении паспорта я обратился с запросом в родной город и получил метрику с мартовской датой, а совсем недавно на мой московский адрес пришла еще одна метрика, где обозначена февральская дата. Это не чья-то шутка, а исторический казус. Дело в том, что календарная поправка была внесена в год моего рождения, когда в Сибири орудовали Колчак и генерал Гайда. Они, как вы понимаете, советских установлений не признавали. Отсюда вывод: впредь до выяснения истинного срока рождения имею два праздника и промежуток между ними…

148

В беседе с преподавателем литературы студент заявил:

— Знаете, профессор, как только закончу институт, тут же начну работать над диссертацией.

Похвально, — говорит профессор.

— И напишу я диссертацию, за которую мне присудят не кандидатскую, а докторскую степень.

— Позвольте полюбопытствовать, а какую тему вы выберете для такой работы?

— Называться она будет так: «Великий советский сатирик Семен Бабаевский».

— Но, позвольте, Бабаевский никогда сатирой не занимался. Напротив…

— А «Кавалер Золотой Звезды»? Страна задыхалась от послевоенной разрухи, голода, холода, а у него в романе станичники-колхозники кружками сметану едят, масло в накладку на пышные булки намазывают. Сталин прочитал и от смеха умер…

149

Вышедший в свет в 1954 году роман Леонида Леонова «Русский лес» далеко не однозначно был принят критикой. Наибольшую полемику вызывали образы двух ученых, занятых проблемами будущего русского леса — Ивана Вихрова и Грацианского.

Особой непримиримостью к леоновскому роману отличались писатели Злобин и Дик.

Знавший о таком их отношении к своему роману, Леонид Максимович цитировал Лермонотова:

Рвется Терек, Дик и Злобин…

150

Во время свадьбы дочери драматурга Николая Федоровича Погодина Тани Сергей Владимирович Михалков спросил у отца жениха:

— И кем же теперь приходится вам Николай Федорович?

Сам же и ответил:

— Собутыльником.

151

Александр Трифонович Твардовский во время одной из прогулок по вечернему Переделкину делился о Чуковским:

— Вы знаете, Корней Иванович, вообще по стихам можно сразу узнать человека.

Не встретив со стороны Чуковского возражения, продолжил: Как-то я заболел, вызвал врача. Тот пришел, констатировал растяжение связок, прописал лекарство, а потом и говорит: «Рад был с вами познакомиться. Я ведь тоже, товарищ Твардовский, пишу стихи».

И прочитал такую галиматью, что я ужаснулся: неужели такой идиот может лечить людей? Сразу увидел, что и врач-то он никудышный…

152

Во время одной из встреч с питерскими литераторами я услышал любопытную историю из жизни Михаила Михайловича Зощенко, которую, как мне кажется, он сам придумал.

В начале тридцатых годов у него был роман с одной дамой. Но роман был осложнен тем, что у дамы помимо мужа был еще любовник. И вот они условились летом оказаться на Черном море. Он — в Сухуми, она — в Одессе. Встречу они обговорят специальный письмом до востребования на имя Зощенко, которое он получит в Ялте. В письме как раз и будет обусловлено место и время встречи.

Но у Зощенко, по-видимому, было обострено чувство подозрительности. И он для проверки ялтинских работников почты на всякий случай послал на собственное имя письмо «до востребования», в конверт которого вложил простой клочок газеты с собственной подписью.

Когда он приехал в Ялту и обратился на почту, то письма от женщины не оказалось, а его личное выдали, но с какой-то странной заминкой.

Прошло более десяти лет.

У него уже была другая дама сердца.

Они были вдвоем у Зощенко, когда прозвенел телефонный звонок.

Сняв трубку, Михаил Михайлович услышал голос диктора Зеленого театра, который умолял его выступить перед огромной аудиторией. Зощенко, не желая расставаться с дамой, пытался правдами и неправдами отказаться от выступления.

Вдруг дама, слышавшая разговор, спросила:

— Почему ты отказываешься от славы? Ведь слава тебе милее всего на свете.

Зощенко удивился:

— А ты откуда знаешь?

— Ну как же. Ведь ты сам себе письма пишешь. Однажды написал в Ялту, чтобы все в городе узнали, что знаменитый Зощенко удостоил горожан своим посещением.

Не обращая внимания на изумление писателя, дама продолжала:

— Да еще в конверт сунул какой-то газетный клочок и вывел на нем крупно свое имя.

— Откуда это ты знаешь?

— А мой муж работал в ГПУ, и твое письмо доставило ему немало хлопот. Письмо перлюстрировали, сняли с него фотокопию и долго изучали текст клочка газеты, пока не поняли, что ничего серьезного в письме нет. Просто Зощенко болен звездной болезнью…