Дядя опасливо смотрит в сторону дома и на всякий случай разгоняет дым (курить ему запретили врачи, а папиросы покупаю и храню я).
- Ты учти, шибздики высоких не любят, высоких любят их бабы. Понял?
Я с готовностью киваю головой, хотя не понимаю, кто такие шибздики, если честно, я не понимаю и половины того, о чем говорит дядя, мне очень хочется, чтобы он снова показал на спичках и пальцах большой воздушный бой.
- Дядя, а вы же истребитель? А СБ - это бомбардировщик?
Дядя от моего вопроса чуть не подскакивает.
- Ах ты! Маленький, но ведь понимаешь! Если бы я с самого начала был истребителем! У меня же шесть сбитых, а я только с начала 43-го на истребитель сел! Был бы Героем, ... ... .... ....
Он крутит расстроенно головой
- Сначала степь эта, потом в пехоте по разным углам, и наконец рапорт мой удовлетворили. Нет, если бы с самого начала... Да плевать!
Дядя успокаивается, смотрит на меня и улыбается.
- Маме твоей я тоже отплатил письмом, это нарочно не придумаешь!
Он видит, что я не понимаю, и торопливо объясняет:
- Ты еще маленький, но запомни, вырастешь поймешь. Значит, был такой закон в военное время - за пять минут опоздания на рабочее место рабочего или рабочую могли судить и сослать на Север. Понимаешь?
Я яростно киваю головой - если не прерывать, то быстрее перейдем к самолетам-спичкам.
- Мама твоя тогда работала на военном заводе и добиралась на завод на трамвае. А залезть на трамвай тогда было очень трудно. Понимаешь, его весь облепляли, лезли на крышу, хватались за что угодно. И однажды маму твою спихнули, вернее ударили ногой в лицо и сбросили... Когда она пришла на работу, прошло уже больше часа, и никого не волновало, что она с вывихнутым плечом и сотрясением мозга. Но тут мое письмо помогло! Парторг вытащил его и тоже стал им махать, как тот председатель трибунала - мне тогда два ордена сразу дали и пришла благодарность семье от командования! Отстоял.
Он пыхтит уже потухшей папиросой и неожиданно тихо говорит:
- Смотрю я, и в нашей семье, и в семье твоего отца - как только голову кто поднимает, распрямляется, по нему будто железной палкой бьют - пригнись, пригнись... Ладно, не понимаешь ты еще, пойдем-ка в дом...
...Через несколько лет он умер в далеком южном городе Фрунзе - пол в их домике был земляной, но жена, оставшаяся с двумя детьми на руках, работала в столовой. То есть, прокормиться они смогли.