История Швеции [заметки]

1

[1] В дополнение к сказанному о русско-шведских отношениях в прошлом отсылаем читателя к «Истории дипломатии», т. I–II (1941–1945). См. также Б. Поршнев, «Густав Адольф и подготовка Смоленской войны» (Вопросы истории. 1947, № 1); Е. Тарле, «Карл XII в 1708–1709 гг.» (Вопросы истории, 1950, № 6).

2

[2] «Исследование источников шведской истории 1230–1236 гг.» (1928), «Эрик XIV» (1935), «История Швеции на протяжении веков» (1941), «История Сконе» (1943) и др.

3

[3] См. книгу Д. Страшунского «Швеция» (М., 1940), сборник «Скандинавские страны» (ОГИЗ, 1945) и Большую советскую энциклопедию (т. 62), а также статьи А. Аничковой «Положение Швеции» («Мировое хозяйство и мировая политика», 1942, № 8) и Я. Сегал «Швеция в годы войны» (там же, 1944, № 12).

4

[4] Термин «народ», применяемый автором в отношении групп населения каменного века, совершенно ненаучен. Народ как таковой появляется только в классовом обществе. Употребление антинаучной терминологии объясняется стремлением автора отыскать этнические основания для всякого нового явления в истории материальной и духовной культуры, связывая его с появлением нового «народа». — Прим. ред.

5

[5] Глава III при переводе подвергнута сильному сокращению. Автор, по принципу других буржуазных историков, придерживается норманнской теории с ее домыслами о роли варягов в Восточной Европе и о варягах как об основателях русского (Киевского) государства, хотя ряд фактов в других местах книги И. Андерссона свидетельствует о политической отсталости скандинавских племен в IX–X вв., не имевших прочной политической организации. К этому времени, как показали исследования академика Б. Д. Грекова и других советских историков, Киевская Русь достигла высокого уровня развития материальной и духовной культуры. Новгород и Киев оказывали большое влияние в этот период на скандинавские племена. — Прим. ред.

6

[6] В результате ряда археологических раскопок советские археологи с полной убедительностью доказали, что в славянских курганах около Смоленска и других городов нет никаких следов материальной культуры варягов-скандинавов. Это еще раз подтверждает то положение, что варягов на Руси было чрезвычайно мало и они не могли играть в ее жизни какой-либо заметной — хотя бы в незначительной степени — роли. Тем более не могли они играть роли в образовании древнерусского государства, которое, как каждое государство, возникло в итоге внутренних противоречий, а не в силу воздействия какого-либо внешнего фактора. — Прим. ред.

7

[7] Пиратские набеги и походы викингов не были результатом наличия единого государственного руководства, которого в Швеции еще не было и не могло быть в это время, когда в этой стране только зарождались первые политические объединения; они были вызваны процессом распада общины. Часть племенной знати, терпевшая поражение в борьбе за власть, выбрасывалась со своими дружинами за пределы страны и пополняла ряды морских пиратов. — Прим. ред.

8

[8] Хускарлы — бойцы личной дружины знатных шведов. Позже это слово получило значение «гвардия». — Прим. ред.

9

[9] Андерссон прав, говоря, что внутренняя жизнь Швеции до X в. мало изучена. Однако известно, что к этому времени большая часть областей Южной, Средней и часть Северной Швеции были заселены, но население было очень немногочисленным; масса земель, особенно занятых лесами, оставалась невозделанной. Численность населения едва ли превышала 300 тыс. человек при общей территории в 330 тыс. кв. км. Население жило сельскими общинами. Жители шведских деревень собирались на судебные собрания (тинги) сельских общин, сотен (херады) и более крупных округов, получивших название ландов. Позднее в Швеции было не менее 16 таких округов, сохранивших до XIV в. свое обычное право со следами родового быта.

Военно-земледельческая аристократия, владевшая посаженными на землю рабами и подчинившая своему влиянию свободное крестьянство, возглавлялась королями (конунгами). Между этими конунгами в Швеции шла постоянная и долгая борьба. В конце концов выделяются два крупных королевства: одно к северу от больших озер Средней Швеции, собственно Швеция (Svealand) с центром в Упсале, другое — к югу от озер, Ёталанд. Военно-торговая связь с Востоком, плодородные земли, близость хорошо защищенных заливов — все это поставило Упсальскую область в центр развивающейся политической жизни страны. Упсальские короли объединили под своей властью мелких государей и стали возглавлять экспедиции на Восток. Южная Швеция (Ёталанд) была больше связана с югом — с Данией и Германией. Южношведские короли, опираясь на чужеземцев датчан, вели упорную борьбу с упсальскими королями. Победителями в этой борьбе в X–XI вв. оказались упсальцы, которые и стали играть руководящую роль. К началу XI в. относится первая попытка объединения страны, но процесс образования феодального государства растянулся на ряд столетий и был завершен лишь в XIII в. — Прим. перев.

10

[10] Объяснение автора остается малоубедительным, ибо на Востоке, то есть среди восточных славян, к тому времени уже распространялось христианство. В Швеции, как и в других странах, распространение и торжество христианства связаны с зарождением и развитием феодальных отношений. То обстоятельство, что в Швеции христианство окончательно утвердилось лишь в XIII в., указывает на чрезвычайно медленные темпы ее феодального развития в средние века. — Прим. ред.

11

[11] Вальдемар Победитель — Вальдемар II, датский король, правивший с 1202 по 1241 г. — Прим. ред.

12

[12] Главную роль в объединении Швеции сыграли экономические связи между отдельными областями страны. Именно это экономическое объединение способствовало созданию единого дворянства и прочной королевской власти. — Прим. ред.

13

[13] Русские раньше шведов приняли христианство, но католическая церковь, организуя «крестовые походы», обычно приравнивала русских к язычникам, чтобы оправдать военные походы шведских, датских и германских феодалов против Новгорода, Пскова и Полоцка. — Прим. ред.

14

[14] Катастрофа, о которой говорит автор, заключалась в следующем: стремясь расширить свои владения за счет эстов, финнов и русских, шведские феодалы при Эрике XI, продолжавшем «предприятия» Юхана, пришли в столкновение с Великим Новгородом и в 1240 г. потерпели жестокое поражение на Неве от новгородского князя Александра Ярославовича. Начатое же шведами еще в 1157 г. завоевание Финляндии затянулось и было завершено лишь в 1362 г. королем Магнусом Эрикссоном. — Прим. перев.

15

[15] С развитием феодальных отношений шведское крестьянство попадало в зависимость от феодалов, то есть развитие крестьянства шло в направлении, обратном тому, которое изображает автор. — Прим. ред.

16

[16] Вопреки мнению автора, строительство церквей свидетельствует как раз об обратном — об усилении феодальной эксплуатации, последствием которой всегда являлось обеднение крестьянства. — Прим. ред.

17

[17] Автор явно затушевывает классовые противоречия в феодальном обществе. В XIII в. христианство в Швеции стало господствующей религией. Королевская власть и военно-земледельческая аристократия нашли в церкви сильнейшего союзника в деле подчинения народных масс. Значительная часть крестьянства потеряла собственность (общинную) на свои земли и попала в феодальную зависимость от светских и духовных магнатов, получавших от короля иммунитеты (освобождение от повинностей). Военная обязанность всего населения была вытеснена феодальной рыцарской службой, а для крестьянства заменена натуральными платежами. Суд все в большей степени переходил в руки феодалов. Однако обилие незанятых земель создавало еще возможности для ухода крестьян, или так называемой крестьянской колонизации, и в Швеции удерживался значительный слой свободного крестьянства. Феодально-зависимое крестьянство также не потеряло личной свободы, но экономически это «свободное» крестьянство находилось не в лучшем состоянии, чем крепостное крестьянство в Западной Европе. — Прим. перев

18

[18] Община в тот период была далеко не единой: если были крестьяне, платившие шеппу за третью лошадь или свинью, то были и такие, которые платили несколько шепп, так как у них было не три лошади, а значительно больше, а также и такие, которым не приходилось платить ничего, так как у них ничего не было. Из первой группы выросла зажиточная верхушка, пополнившая даже ряды дворянства, а последняя группа мало-помалу превращалась в безземельное, хотя и «свободное» крестьянство. — Прим. перев.

19

[19] Речь идет, конечно, не о народе, а о феодальной верхушке отдельных областей. — Прим. ред.

20

[20] Для буржуазного историка И. Андерссона феодализм — не особая социально-экономическая формация, а всего лишь политическая категория или особая форма государственной власти; поэтому он и утверждает, что династия Фолькунгов в Швеции заложила основы феодализма. — Прим. ред.

21

[21] Хроника Эриков составлена в глубоко националистическом духе и рисует захватнические войны шведов как борьбу христиан с язычниками. Она изображает события так, будто шведам приходилось защищать свои крепости и свою армию от русских сил. Однако, как не раз указывает и сам И. Андерссон, эти крепости были воздвигнуты шведами на территориях, захваченных у русских шведской армией. — Прим. перев.

22

[22] В феодальном государстве политическая власть всегда принадлежит классу феодалов или дворянству, независимо от формы организации государственной власти. В данном случае феодальная аристократия добилась ограничения королевской власти с целью обеспечения самостоятельности крупных феодалов. Подобное ограничение власти короля — частое явление в истории феодального государства, ничего общего не имеющее с конституционной монархией, которая является особой формой буржуазного государства. И. Андерссон не понимает качественного отличия феодального государства от буржуазного, и поэтому для его книги характерна чрезвычайная путаница в терминологии. Так, в пределах данной главы речь идет не о шведской конституционной монархии в XIV в., а, по сути дела, о возникновении сословной монархии как особой формы феодального государства. — Прим. ред.

23

[23] «Ведущий класс общества» в формулировке автора означает в данном случае не весь господствующий класс феодалов, а лишь феодальную верхушку. — Прим. ред.

24

[24] Речь идет, конечно, не о народе, а о господствующей феодальной верхушке, которая фактически и пользовалась правом выбора короля, выступая от имени народа. — Прим. ред.

25

[25] Города получали от королей грамоты, дававшие им известные права самоуправления, в городах образовались купеческие гильдии и ремесленные цехи. Но и купцы и ремесленники были в то время в Швеции еще немногочисленны и небогаты. Большую и влиятельную часть городского населения составляли все же иностранцы, главным образом немцы и датчане, которые получили в Швеции исключительные торговые права. Приблизительно в это время начал возвышаться Ганзейский торговый союз, включивший в свою торговую сеть все важнейшие пункты Балтийского моря. Немцы проникли во многие области народного хозяйства Швеции. Они же положили начало и развитию шведской горной промышленности. Однако шведское купечество, интересы которого страдали от этого, вступило в борьбу с Ганзой. Дворянство (не родовое, а среднее и низшее) и верхушка свободного крестьянства поддержали купечество в его борьбе за «национальную» политику. И здесь снова столкнулись две силы: с одной стороны — низшее дворянство и крупное крестьянство, стремившиеся усилить централизованную королевскую власть, с другой — крупные феодалы и магнаты церкви, жаждавшие политической самостоятельности. Это столкновение на данном этапе окончилось победой крупной земельной знати и поражением короля Магнуса Эрикссона. — Прим. перев.

26

[26] Альбрехт Мекленбургский получил корону из рук шведской аристократии, дав заверения государственному совету, что будет править исключительно в интересах крупного дворянства и церкви. Начался период жесточайшей эксплуатации крестьянства, а вместе с тем и усиленного проникновения в городскую и промышленную жизнь Швеции немцев; последнее обстоятельство составляло предмет постоянных забот курфюрста Мекленбургского. — Прим. перев.

27

[27] И. Андерссон является апологетом идеи «скандинавизма», то есть политического объединения трех северных государств под руководством шведского монополистического капитала. Этим объясняется отношение автора к Кальмарской унии, в которой он видит прообраз своего политического идеала, хотя в этой унии господствующее положение занимала Дания и сама уния возникла на основе военно-феодальной агрессии. — Прим. ред.

28

[28] В дальнейшем автор все же уклоняется от прямого ответа на эти вопросы. Кальмарская уния трех скандинавских государств таила в себе ряд существенных противоречий, которые вскоре вылились в открытую борьбу между Швецией и Данией. Для Швеции эта уния была результатом компромисса между «национальными» кругами и феодальной знатью, но выиграла от нее только последняя. Это сказалось на всем дальнейшем ходе событий. Почувствовав себя гегемоном на Балтийском море, Дания, опираясь на шведскую знать, подчинила Швецию своей торговой политике. Феодальная знать попыталась установить в Швеции датскую феодальную систему с крепостническими традициями. Эта попытка вызвала волну крестьянских восстаний, во главе которых стоял рудокоп Энгельбрект Энгельбректссон. — Прим. перев.

29

[29] Именно то, что восставшие заключили это соглашение, не обеспечив соблюдения собственных интересов, было их ошибкой, которая сыграла не последнюю роль в последующем поражении восстания. — Прим. ред.

30

[30] Сущность происходивших событий заключалась в следующем: период Кальмарской унии, как мы видели, был периодом политического господства Дании. Поддерживаемые феодальной знатью, Эрик и его фогды предоставляли важнейшие административные посты датским чиновникам и проводили торговую и налоговую политику в интересах Дании. Одновременно совершался процесс закабаления шведского крестьянства в интересах шведской земельной аристократии. Именно на этой почве уже с самого начала возник конфликт между шведским купечеством, мелким дворянством и крестьянством, с одной стороны, и королевской властью и знатью — с другой; постепенно углубляясь и расширяясь, этот конфликт привел к одному из крупнейших в истории Швеции народных движений — восстанию 1434–1436 гг. под предводительством Энгельбректа Энгельбректссона. В результате этого восстания войска короля Эрика были разбиты и сам Эрик низложен. — Прим. перев.

31

[31] Для правильного понимания этой и последующей глав необходимо сделать несколько предварительных замечаний. Восстание Энгельбректа в Швеции открыло новый этап в развитии национального движения. Уже в течение первых трех месяцев восстания почти вся территория тогдашней Швеции была занята восставшими. В 1435 г. в Арбоге было созвано собрание четырех сословий, причем, в отличие от прежних государственных советов, в которых принимали участие лишь феодальные магнаты, на этом первом шведском риксдаге присутствовали также представители низшего дворянства, горожан и крестьян. Это собрание положило основание просуществовавшему до второй половины XIX в. сословному риксдагу. По настоянию крестьян Энгельбрект был провозглашен «вождем государства» (riks hovitsmann). Из страха перед революционным крестьянским движением дворяне объединились против Энгельбректа и принудили его разделить регентство с представителем богатого дворянского рода Карлом Кнутссоном Бунде.

В 1436 г. Энгельбрект был вероломно убит одним из представителей крупного дворянства. Хотя это убийство и подорвало крестьянское движение, борьба между крупной земельной знатью, поддерживаемой датчанами, и национальными партиями всех остальных трех сословий продолжалась. В 1442 г. шведской знати при поддержке короля удалось добиться ухудшения положения крестьян — права их были значительно урезаны. Это еще более сплотило национальные партии. Спустя 30 лет, в 1470 г., народное движение возобновилось с новой силой. На этот раз его использовал Стен Стуре старший для борьбы с датчанами и их союзниками в самой Швеции. — Прим. перев.

32

[32] Разумеется, Карл Кнутссон интересовался не восточными областями Швеции, а подготовкой новой агрессии против русских земель. — Прим. ред.

33

[33] Своих обязательств душеприказчика Карла Кнутссона Стен Стуре так и не выполнил.

34

[34] Здесь автор говорит о личной свободе, которой шведское крестьянство действительно не теряло. Однако в экономическом отношении шведские крестьяне находились в такой же феодальной зависимости от своих господ, как крестьяне в Европе. «Свобода» шведского крестьянства была лишь формальной «свободой» — свободой на словах и крепостным состоянием на деле. — Прим. перев.

35

[35] Автор преувеличивает политическую роль крестьянства в истории Швеции. Участие представителей государственных крестьян в риксдаге не является еще основанием для утверждения, будто крестьяне принимали такое же активное участие в политической жизни страны, как горожане и горняки. Вместе с тем И. Андерссон явно недооценивает роли и значения классовой борьбы крестьянства в истории Швеции. — Прим. ред.

36

[36] Конечно, ни о какой народной диктатуре не может быть и речи. Стен Стуре выступал от имени шведского дворянства и горожан, примыкавших к среднему и низшему дворянству. — Прим. ред.

37

[37] Хозяйничание датской администрации, непомерные налоги и возросшее стремление шведской знати к закрепощению крестьян заставили зажиточную часть шведского крестьянства выступить в союзе с рядовым дворянством. Вместе с крестьянской беднотой и горнорабочими они выступили против датского владычества и католической церкви, как одного из важнейших рычагов эксплуатации шведского населения. Во главе этого восстания встал Густав Ваза. Его союзником в борьбе против датчан был ганзейский город Любек. — Прим. перев.

38

[38] В последнее время была выдвинута версия о том, что Дальюнкер был внебрачным сыном Стена Стуре. Этой версии придерживается и Генрик Ибсен в своей драме «Фру Ингер из Эстрота».

39

[39] Все службы в католической церкви совершались на латинском языке, совершенно не понятном для народа. — Прим. перев.

40

[40] Автор правильно указывает, что в Швеции в то время уже была подготовлена почва для крестьянского восстания, но он неправильно освещает причины этого восстания. Дело было совсем не в консерватизме крестьянства, которое подозрительно относилось к церковным новшествам. Став королем и желая привлечь на свою сторону аристократию, Густав Ваза предал интересы крестьянства. Проведенная им реформация имела результатом подчинение церкви королю и раздел церковных имуществ между королем и дворянством. Поднявшееся по этой причине восстание крестьян Густав Ваза подавлял оружием. Переход церковных земель в руки знати ухудшил положение крестьян вследствие роста натуральных повинностей и т. д. Таким образом, усиление дворянства и эксплуатация им крестьян — вот что в основном подготовило почву для крестьянского восстания. — Прим. перев.

41

[41] Сущность восстания шведских крестьян в 1542 г. заключается, конечно, не в борьбе «между государством и стремящимися к независимости провинциями», а в сопротивлении крестьянства феодальной эксплуатации, которая усилилась с образованием централизованной монархии. Действия Густава Вазы подтверждают, что дворянская монархия всегда прежде всего служила орудием классового подавления крестьянства. — Прим. ред.

42

[42] Феодальное общество основывалось на натуральном хозяйстве, которое не знало характерных для капиталистического общества периодически повторяющихся промышленных и торговых кризисов. Перебои в средневековой торговле вызывались войнами, неурожаями или финансово-налоговой политикой отдельных городов и государств и не вытекали из внутренних законов как это происходит при капиталистическом способе производства. — Прим. ред.

43

[43] Автор всячески идеализирует Густава Вазу, искажая при этом историческую действительность. Густав Ваза придерживался политики, неизбежными последствиями которой были шведская агрессия против Московского государства и последующий захват Северной Эстонии с городами Ревель (ныне Талин) и Нарва. Накануне Ливонской войны Густав Ваза подготовлял военный союз с Ливонским орденом против Москвы, хотя подобная политика была явным нарушением мирного договора 1537 г., по которому Густав Ваза обязался не помогать ни Литве, ни Ливонскому ордену в войне против Москвы. В 1554 г. возникла русско-шведская война, во время которой шведы безуспешно осаждали русский город Орешек. Густав Ваза начал войну, рассчитывая, что главные силы московского царя заняты покорением татарских ханств на Волге. Кроме того, Густав Ваза надеялся на военную помощь со стороны Литвы и Ливонии, но никакой помощи не получил, а русские ответили контрударом, направленным против Выборга. Оставшись без союзников, Густав Ваза просил мира на условиях, угодных царю. Таким образом, нет никаких оснований верить И. Андерссону и другим шведским историкам, восхваляющим миролюбивую внешнюю политику Густава Вазы. — Прим. ред.

44

[44] По поводу якобы миролюбивой политики Густава Вазы см. примечание на начало главы XV — Прим. ред.

45

[45] Такое узаконение имеет параллель в шведской истории — то же рассказывают о Карле Кнутссоне.

46

[46] То есть вместо того, чтобы делиться с государством, как было до этого, помещик на основании полученных привилегий целиком присваивал себе прибавочный продукт труда крестьян, эксплуатация которых при этом не уменьшалась. — Прим. ред.

47

[47] Автор неправильно считает, что главной опорой католичества и королевской власти было крестьянство. В действительности Сигизмунд опирался на феодальную аристократию, на некоторые круги дворянства, остававшиеся верными католичеству. Конечно, Сигизмунд и католическая церковь в отдельных случаях использовали религиозные суеверия крестьян, но крестьяне являлись лишь орудием в руках одной из партий господствующего класса. В основной массе шведского крестьянства преобладали настроения, враждебные Сигизмунду и католикам. — Прим. ред.

48

[48] Автор видит в описываемых им событиях только борьбу между королевской властью и конституционализмом, не разбираясь в сущности борьбы между партиями и группировками господствующего класса. Сущность же происходившей борьбы сводится к следующему: когда Сигизмунд занял польский престол, он дал польским дворянам обязательство — сделавшись шведским королем, использовать личную унию между этими государствами для реализации агрессивных внешнеполитических планов Польши по отношению к Московскому государству, в частности в Ливонии (присоединение шведской части Эстляндии к Польше). Сигизмунд также был связан со столпами католической реакции — австрийскими и испанскими Габсбургами. Однако первые же попытки использовать лютеранскую Швецию как орудие католической контрреформации и польской агрессии вызвали отпор со стороны шведского дворянства, горожан и крестьянства. В ходе борьбы наметились два основных течения: шведская аристократия стремилась обеспечить себе господствующее положение при помощи государственного совета, который при отсутствии короля, находящегося в Польше, пользовался бы неограниченной властью. Часть аристократии ничего не имела против восстановления католичества и надеялась при помощи польских войск Сигизмунда подавить противников государственного совета. Герцог Карл возглавлял другое течение, представленное в основном средним и низшим дворянством и горожанами. Они были противниками польско-католического короля Сигизмунда и одновременно боролись против узурпации власти государственным советом, то есть шведской аристократией. Не чувствуя себя достаточно сильным, герцог Карл стремился привлечь на свою сторону также и крестьянство. — Прим. ред.

49

[49] Тявзинскому «вечному» миру 18 мая 1595 г. предшествовало заключенное в 1593 г. двухлетнее перемирие. Швеция обязалась не чинить препятствий проезду в Московское государство иностранных купцов и мастеров. Кроме того, шведы возвратили Московскому государству город Корелу (Кексгольм), но добились включения в условия мирного договора пункта о том, что русская торговля на Балтийском море будет сосредоточена в Выборге и Ревеле, то есть городах, принадлежавших тогда Швеции. В ответ на эти стеснения московской торговли на Балтийском море Московское государство усилило торговлю с Западной Европой через Архангельск, поэтому Швеции не удалось использовать условия Тявзинского мирного договора и полностью подчинить своему контролю русскую торговлю с Западной Европой. — Прим. ред.

50

[50] «Война дубинок» — крестьянская война в Финляндии — вызвана крепостническими тенденциями в политике господствующего класса, увеличением налогов и платежей в пользу землевладельцев. Распри между Класом Флемингом и герцогом Карлом, то есть борьба между соперничавшими группировками дворянства, помешали наместнику подавить восстание в начальном периоде его развития, но борьба между группировками господствующего класса никоим образом не была причиной крестьянской войны, как утверждает автор. — Прим. ред.

51

[51] В своей коротенькой фразе автор даст упрощенную и неверную характеристику этого периода в истории России. В конце XVI и начале XVII вв. в Московской Руси обострение классовых противоречий вызвало широкое крестьянское движение и внутреннюю борьбу между различными слоями посадских людей, дворянства и боярства. Эта борьба осложнилась появлением самозванцев и борьбой с польскими и шведскими интервентами. Последние были в конце концов разгромлены объединенными усилиями всего русского народа. Введенный в употребление дворянскими и буржуазными историками термин «смутное время» в советской исторической литературе заменяется точными научными обозначениями: «крестьянская война начала XVII в.» и «польская и шведская интервенция». — Прим. ред.

52

[52] Автор вслед за всеми остальными шведскими буржуазными историками идеализирует личность Густава Адольфа. Конечно, не его личные качества, а то обстоятельство, что шведское дворянство боролось за создание сильной королевской власти для обеспечения дворянских привилегий, для подавления крестьянства и для военно-феодальных захватов чужих территорий, обогащавших шведское дворянство новыми имениями и крепостными, примирило господствующий класс с абсолютизмом. — Прим. ред.

53

[53] Политика Карла IX, ориентировавшегося на мелкопоместное дворянство, зажиточное крестьянство и подымавшуюся городскую буржуазию, естественно, вызвала недовольство крупных и родовитых дворян. Сын Карла IX. Густав Адольф, сторонник компромисса абсолютной монархии с крупными феодалами, возобновил и расширил привилегии дворян. Им было предоставлено исключительное право занимать высшие административные посты, право на освобождение их поместий от налогов и рекрутчины, право назначать в своих поместьях пасторов, привилегия подсудности специальным дворянским судам, право выезжать за границу и поступать на службу к иностранным державам, право вести беспошлинную торговлю. — Прим. перев.

54

[54] Имеется в виду сражение при имении Валлес Муйжа в Курляндии (ныне Латвийская ССР) 17 января 1626 г. — Прим. ред.

55

[55] Швеции досталась не вся Лифляндия, а лишь большая часть ее (до реки Западной Двины): другая часть осталась за Польшей (поэтому она называлась Польской Лифляндией, теперь Латгалия). — Прим. ред

56

[56] Интересно отметить, что в 20-х годах XVII в. намечалось еще создание шестой коллегии, в сферу действия которой должны были входить просвещение и социальные вопросы (школы, госпитали, исправительные дома, детские приюты). В 1637 г. была создана горная коллегия, имевшая большое значение.

57

[57] И. Андерссон такими мягкими выражениями пытается прикрыть факты насилий и мародерства шведских войск, которые были часты как при Густаве Адольфе, так и после него, — Прим. ред.

58

[58] Имеется в виду секуляризация церковных земель во время реформации, когда большинство церковных земель перешло в распоряжение короля и, как правило, было роздано представителям дворянства. Таким образом, перед нами тот же процесс ограбления и разорения крестьянства, отмеченный К. Марксом в истории английской реформации: «Насильственная экспроприация народных масс получила новый ужасный толчок в XVI столетии благодаря реформации и сопровождавшему ее колоссальному расхищению церковных имений» (К. Маркс, Капитал, т. 1, 1949, стр. 725). — Прим. ред.

59

[59] Сравнительно небольшая часть крестьян, то есть собственники дворов, платившие государству налоги, имела право посылать представителей в риксдаг. В истории Швеции, как и везде, феодализм характеризуется личной зависимостью непосредственных производителей (крестьян), которая при отсутствии крепостного права могла выражаться, как указывает В. И. Ленин, в сословном неравноправии крестьянства. Крестьянское сословие в шведском риксдаге никогда не пользовалось такими правами, какими обладали сословия дворян, духовенства и горожан. — Прим. ред.

60

[60] Вопреки мнению автора, Кристина никогда не считала своей задачей «сохранение свободы крестьянства», но думала лишь о подавлении крестьянских восстаний. Потерпев неудачу в борьбе с крестьянством и не имея возможности дольше сопротивляться требованиям редукции бывших государственных имений, захваченных дворянством, — а на редукции настаивали в риксдаге сословия крестьян, горожан и даже духовенства, — Кристина была вынуждена отказаться от трона. — Прим. ред.

61

[61] Автор идеализирует личность Кристины, которую либерально-буржуазная историография всегда старалась представить высокоодаренной и хотя несколько эксцентричной и загадочной, но всегда благожелательно относившейся к народу. Однако это — неприкрытое извращение фактов. Правление Кристины было жестоким, антинародным, направленным исключительно на защиту интересов аристократии. Именно при ней обремененное долгами крестьянство, торговая буржуазия и даже мелкое дворянство выражали особенно сильное недовольство, требуя редукции награбленных крупной аристократией земель. Легенда об отречении Кристины от престола будто бы по «психологическим» и религиозным мотивам, которую поддерживает автор, несостоятельна. — Прим. перев.

62

[62] Аллодиальные дарения — земля, которая обычно жаловалось наследственно, как обычная земля, без всяких оговорок.

63

[63] Автор не касается русско-шведских отношений в 50-х годах XVII в. и лишь мимоходом упоминает русско-шведскую войну, начавшуюся в 1656 г. Напомним основные факты: с 1654 г. возобновилась вооруженная борьба между Москвой и Польшей из-за Украины. После взятия Смоленска и ряда других городов русская армия в 1655 г. достигла границ Польши, военные силы которой были разгромлены. Этим воспользовалась Швеция, которая объявила войну Польше с целью новых территориальных захватов — во-первых, для усиления своего господствующего положения на Балтийском море и, во-вторых, для того, чтобы преградить русским доступ к Балтийскому морю через Литву и Восточную Пруссию. В войне с Польшей шведский король Карл X (1654–1660) три раза (1655, 1656 и 1657) занимал Варшаву и добился даже того, что литовские сословия приняли постановление о присоединении Литвы к Швеции. Выполнению этого решения помешала Москва. Окончательное уничтожение Польши и чрезмерное усиление Швеции не соответствовали политическим расчетам московского правительства. В 1656 г. стотысячная русская армия под личным руководством царя Алексея Михайловича вступила в пределы Лифляндии и Эстляндии, которые снова стали ареной опустошительных военных действий. Русские войска заняли целый ряд городов (Двинск, Кокнесе, Дерпт), но осада Риги оказалась неудачной. Вместе с этим потерпели крушение грандиозные завоевательные планы Алексея Михайловича, рассчитанные на покорение Прибалтики и на превращение Курляндии и Пруссии в вассальные государства, зависимые от Москвы. По мирному договору в Оливе (1660) с Польшей и в Кардисе (1661) с Москвой за Швецией были признаны все ее прежние владения в Ливонии, включая остров Эзель (Сарема). — Прим. ред.

64

[64] Деятельность шведских генерал-губернаторов, возглавлявших шведскую администрацию в Лифляндии, оставила глубокие следы в истории латышского и эстонского народов. Безжалостно собирая налоги, шведские генерал-губернаторы содействовали усилению власти помещиков над крепостными. В 50-х годах XVII в. крепостные латышские и эстонские крестьяне воспользовались русско-шведской войной для избавления от ига немецких баронов и шведских феодалов. Крестьяне в Латгалии и Лифляндии приветствовали русские войска как своих избавителей. После заключения перемирия в 1658 г. шведская администрация и местные помещики приступили к расправе с «провинившимися» во время войны крепостными, которые на усилившиеся репрессии отвечали массовыми побегами в Россию. По требованию помещиков шведская администрация начала борьбу против побегов крепостных. По этой части прославился упоминаемый автором К. Тотт, бывший лифляндским генерал-губернатором с 1666 по 1671 г. В 1667 г. он организовал отряды всадников для поимки беглых крепостных, но особую известность он приобрел «Лифляндским полицейским уставом 1668 г.», в котором, впервые в истории Лифляндии, дается юридическое оформление крепостного права, существовавшего до этого в виде обычного нрава. — Прим. ред.

65

[65] От редукции больше всего пострадали шведская аристократия и немецкие бароны в Лифляндии, где около 5/6 имений отошло к государству. Однако повинности крестьян (барщина и оброк) не были уменьшены. — Прим. ред.

66

[66] Абсолютная монархия является лишь особой формой дворянского государства. Свою прежнюю политическую роль потеряла только шведская феодальная аристократия. — Прим. ред.

67

[67] Сказанное относится также к заморским колониям Швеции. Положение безземельных крестьян, среди которых большую часть составляли батраки, не улучшилось ни в Лифляндии, ни в Эстляндии. Батраки, отбывавшие барщину за своих дворохозяев, по указанию арендатора казенного имения или им назначенного старосты подвергались жестоким телесным наказаниям. Аграрная реформа Карла XI в Лифляндии сохранила крепостное право, но обеспечила крестьянам-дворохозяевам право наследования земельных наделов при условии своевременной уплаты налогов и выполнения повинностей в пользу арендатора государственного имения. В выигрыше оказалась кулацкая часть деревни. — Прим. ред

68

[68] До редукции шведские государственные доходы из одной только Лифляндии составляли сумму, равную 1/3 всех государственных доходов в самой Швеции. После редукции (конец XVII в.) в самой Швеции государственные доходы оценивались в 3,5 млн. далеров, а в Прибалтийских странах, подвластных Швеции, — в 2,97 млн. далеров. Среди шведских заморских владений Лифляндия по-прежнему занимала первое место. Особенно большую ценность для Швеции представляли поставки хлеба из Лифляндии. В порядке военного налога Швеция выкачивала из Лифляндии ежегодно до 10 тыс. шведских бочек ржи, столько же ячменя и до 6000 шведских бочек овса, не считая поставки льна, пеньки, сена и др. платежей. Недаром Лифляндия считалась житницей Швеции. Кроме поземельного налога, уплачивавшегося лифляндскими крепостными крестьянами, важнейшую статью государственных доходов в Лифляндии составлял лицензионный сбор в размере 2–5 % со стоимости всех ввозимых и вывозимых товаров. В одной только Риге лицензионный сбор приносил Швеции ежегодно от 50 до 150 тыс. далеров дохода. — Прим. ред.

69

[69] Особенно выросла роль Риги в торговле с Западной Европой. За десятилетие с 1669 по 1678 г. включительно в среднем в течение года в Ригу приходило 249 кораблей; в следующее десятилетие (с 1679 по 1688 г.) среднее количество кораблей увеличилось до 383, а в последние 11 лет перед Северной войной — до 410. — Прим. ред

70

[70] Тот факт, что в начале 90-х годов XVII в., во время европейской войны, скандинавские государства совместно защищали морские пути на Балтийском море, был только случайным изменением в их взаимоотношениях.

71

[71] Иоганн Рейнгольд Паткуль (1660–1707), представитель лифляндского дворянства, за выступление с протестом против политики Карла XI в Лифляндии и особенно против редукции имений в 1694 г. был приговорен шведским судом к смертной казни с конфискацией имущества. Паткулю удалось бежать за границу. В 1698 г. он поступил на службу к польскому королю Августу II. С целью организации антишведской коалиции в 1699 г. он посетил Москву и Копенгаген. С 1702 г. Паткуль состоял на службе у Петра I и выполнял его дипломатические поручения, состоя полномочным послом русского царя при дворе Августа II. Однако в 1706 г. саксонское правительство выдало его шведам. По обвинению в государственной измене Паткуль был казнен шведскими властями в 1707 г. — Прим. ред.

72

[72] Очевидно, автор имеет в виду восстание Булавина (1707–1708), а также начавшееся в 1705 г. восстание башкир, татар и других народов Поволжья, которое продолжалось до 1711 г. — Прим. ред.

73

[73] Статьи 6, 16, 17 Ништадтского мирного договора 1721 г. признавали за Швецией «на вечные времена» право закупать хлеб в Риге, Ревеле и Аренсбурге ежегодно на 50 тыс. рублей без платежа вывозных пошлин. Во всех позднейших договорах, заключенных в первой половине XVIII в. между Россией и Швецией (союзные трактаты 1724 и 1735 гг.; мирный договор 1743 г.), предусматривались те же условия беспошлинного вывоза хлеба в Швецию. Русско-шведский союзный трактат 1745 г. разрешал Швеции беспошлинный вывоз хлеба из Прибалтийских губерний на 200 тыс. рублей. Очень часто «по случаю неурожая хлеба и голода в Швеции» царское правительство выдавало особые разрешения на беспошлинный вывоз хлеба из лифляндских и эстляндских портов; так, например, в 1746 г. был разрешен вывоз до 500 ластов (7500 четвертей) хлеба в Швецию «по случаю неурожая в том государстве», а 2 месяца спустя разрешили увеличить вывоз до 1500 ластов (22 500 четвертей). Но осенью того же 1746 года «в угоду шведскому королю» дали еще дополнительно разрешение на вывоз 1000 ластов (15 000 четвертей). Всего в 1716 г. в Швецию было вывезено 37 500 четвертей хлеба по дешевой цене (без уплаты пошлины). Таким образом, Лифляндия продолжала служить для Швеции житницей хлеба, а шведское правительство фактически получало от России огромные субсидии. — Прим. ред.

74

[74] Под этим названием вошло в историю Швеции восстание далекарлийцев во время русско-шведской войны 1741–1743 гг. Внешнеполитические авантюры правительственной партии «шляп», позорное поражение шведской армии в войне против России, потеря значительной части Финляндии и экономическое разорение страны вызвали крестьянские восстания во многих местах страны, но, как и прежде, руководящая роль в этих восстаниях принадлежала горнякам и крестьянам Далекарлии. Восставшие угрожали столице, и только появление корпуса царских войск под Стокгольмом спасло правительство «шляп» от неминуемой гибели. Впрочем, шведские крестьяне в 1742–1743 гг. пришли к правильному выводу, что соперничавшие дворянские партии — «шляпы» и «колпаки» — «одинаковые плуты и предатели». — Прим. ред.

75

[75] Автор восторгается разделом общинных земель, который в действительности способствовал проникновению капитализма в земледелие, но при этом он совершенно умалчивает о неизбежном спутнике этого процесса — о разорении основной массы крестьянства. К. Маркс рассматривает раздел общинных земель наравне с расхищением государственных имуществ в истории Англии как один из существенных моментов процесса первоначального накопления — «…систематическое расхищение общинных земель наряду с грабежом государственных имуществ особенно помогло образованию тех крупных ферм, которые в XVIII в. назывались капитальными фермами или купеческими фермами; эти же причины способствовали превращению сельского населения в пролетариат, его «освобождению» для промышленности» (К. Маркс, Капитал, т. I, Госполнтиздат, 1949 г., стр. 729). — Прим. ред

76

[76] Уже в начале 30-х годов XVIII в. Линней побывал в Лапландии, продолжив традицию этнографического интереса к этой стране, восходящую к XVI в.

77

[77] Существует традиционное утверждение, что этот мемориал был написан секретарем старшины бюргеров Стокгольма Эдвардом Рунебергом (из того же рода, что и поэт Рунеберг), известным ученым в области политической экономии.

78

[78] Сложившаяся в 1771–1772 гг. революционная ситуация в стране заставила дворянство отказаться от политических принципов «периода свободы». Господствующий класс считал усиление королевской власти и переход к абсолютизму единственным для себя спасением против надвигавшейся революции. Этим и объясняется успех Густава III. — Прим. ред.

79

[79] Пруссия ничего не имела против государственного переворота в Швеции, который ослабил политическое влияние России в Скандинавии и на Балтийском море. — Прим. ред

80

[80] Автор, подобно всем остальным буржуазным историкам Швеции, повторяет нелепую мысль Мальтуса, будто бедность и голод народных масс вызываются приростом населения, а не внутренними законами развития классового общества. Причиной роста нищеты народных масс Швеции во второй половине XVIII в. было то, что к феодальному способу эксплуатации присоединились типичные для эпохи первоначального накопления методы ограбления народных масс. Кроме того, имелись перебои в снабжении Швеции хлебом из Прибалтийских губерний России, вызванные русско-турецкой войной 1768–1774 гг. — Прим. ред.

81

[81] Пытки, чуждые правовым понятиям шведов, применялись под влиянием римского права в правление Кристиана I, Густава Вазы и Эрика XIV, особенно при судебных разбирательствах по делам изменников и «ведьм» в XVII в.; позднее они были вновь введены в судебную практику в «период свободы» и, наконец, были отменены в описываемый период.

82

[82] Оппозиция в рядах господствующего класса дворянства против Густава III возникла, конечно, не из традиций «периода свободы», а потому, что политика короля и в особенности неудачная война против России не оправдали надежд шведского дворянства, рассчитывавшего укрепить при помощи абсолютизма свое классовое господство. — Прим. ред.

83

[83] После Ништадтского мирного договора 1721 г. в кругах шведского дворянства никогда не прекращались реваншистские мечты; государственный переворот 1772 г. еще более усилил воинственность шведского дворянства. С другой стороны, сам Густав III надеялся при помощи войны против России укрепить политический режим абсолютной монархии. — Прим. ред.

84

[84] Шведские феодалы в продолжение многих столетий жестоко угнетали и эксплуатировали Финляндию. Финский народ никогда не переставал бороться за свою независимость. Этим умело воспользовалось и царское правительство, поддерживавшее освободительное движение финского народа, которое автор неправильно сводит к деятельности группы офицеров — участников Аньяльского союза. — Прим. ред.

85

[85] «Уравнение привилегии»— демагогический акт, целью которого было не отменить дворянские привилегии, но под видом незначительных уступок буржуазии и крестьянству отсрочить революционный взрыв и, следовательно, сохранить политическое неравенство сословий. — Прим. ред.

86

[86] Объяснения автора крайне наивны. Заговорщики, убившие короля, являлись представителями не всего господствующего класса, но лишь небольшой группы дворянства. Заговорщикам не удалось осуществить захват государственной власти, а большинство дворян после смерти Густава III оказалось в безвыходном тупике. Они считали несвоевременным новый государственный переворот и возлагали все надежды на успех коалиции контрреволюционных держав, выступавших против французской буржуазной революции. Столь же наивно стремление автора выставить Рейтерхольма (см. ниже) «ревностным поклонником идей французской революции». Опасаясь дальнейшего усиления России и ввиду угрозы потери Финляндии, Рейтерхольм искал сближения с Францией, вступившей на путь термидорианской реакции. — Прим. ред.

87

[87] Раздел общинных земель и укрупнение участков производились за счет деревенской бедноты. Рост численности безземельных крестьян не мог, разумеется, способствовать прекращению эмиграции. Это явление объясняется другой причиной, а именно — началом развития капиталистической промышленности, которая поглощала значительную часть «лишнего» населения деревни. — Прим. ред.

88

[88] «Иррациональный, личный элемент» в политике Густава IV Адольфа, о котором так много распространяется автор, объясняется тем, что шведский король был типичным представителем реакционного дворянства, ненавидевшего французскую буржуазную революцию и считавшего даже Наполеона представителем этой революции. — Прим. ред.

89

[89] Имеется в виду заговор офицеров — Аньяльский союз — и борьба за автономию Финляндии. В противоположность Швеции царское правительство гарантировало Финляндии широкую автономию, о чем автор умалчивает. — Прим. ред.

90

[90] «Форма правления 1809 г.» отнюдь не является самой старой буржуазной конституцией; напротив, это одна из последних попыток спасения дворянской сословной монархии, давно исчезнувшей в других европейских странах. В 1809 г. среди многочисленных проектов изменения государственного строя Швеции наиболее радикальным был проект, исходивший от кругов шведской буржуазии, которая требовала упразднения сословного деления общества и замены сословного риксдага буржуазным парламентом с двумя палатами; но дворянство оказалось еще достаточно сильным классом, чтобы подавить буржуазную оппозицию. «Форма правления 1809 г.» имеет мало общего с известным учением Монтескье о разделении законодательной, исполнительной и судебной властей; ее основным содержанием является разграничение власти короля и правомочий четырех сословий в риксдаге, причем решающее значение должно было иметь дворянское сословие и примыкавшее к нему сословие духовенства. В городском сословии риксдага было представлено не столько городское население, сколько магистраты и бюргерство, сохранившие еще свои средневековые, феодальные формы организации. Некоторые уступки буржуазии, например разрешение лицам недворянского происхождения владеть дворянскими имениями и другие подобные реформы имели своим назначением лишь укрепление дворянского государства, каким Швеция оставалась до реформ 60-х годов XIX в. — Прим. ред.

91

[91] До конца XVIII в. на земли, с которых взимался поземельный налог, распространялось высшее право собственности государства или короля; поэтому государственные крестьяне не считались собственниками (в буржуазном понимании права собственности), а наследственными держателями. — Прим. ред.

92

[92] Автор преувеличивает роль личности Карла Юхана в изменении внешней политики Швеции. В своей политике Карл Юхан учитывал прежде всего реальные интересы Швеции и пользовался поддержкой значительных групп шведского общества. — Прим. ред.

93

[93] Романтическая школа, или «фосфористы», наиболее видными представителями которой были Гейер и философ (он же поэт) Аттербум, отстаивала сословное деление общества, которое обеспечивало господствующее положение дворянства. Рационализму либеральной буржуазии, требовавшей парламентской формы правления, романтики противопоставляли «национальные» и «исторические» начала. Они считали, что риксдаг как орган представительства четырех сословий является результатом исторического развития Швеции и стоит выше буржуазного парламентаризма. — Прим. ред.

94

[94] Как всегда, И. Андерссон выступает здесь апологетом капиталистического общества, высказывая пошлые и глупые «истины», будто добродетель вознаграждается накоплением капитала. — Прим. ред.

95

[95] Только в 1864 г. был издан закон о свободе промышленной деятельности в городах и деревне. Но этот закон лишь санкционировал переворот, происшедший уже до этого в хозяйственной жизни страны. Начиная с 30-х годов XIX в. паровой двигатель завоевывал все новые отрасли шведской промышленности. В 1834 г. была построена первая железная дорога, вслед за чем вскоре последовало строительство других железнодорожных линий. Промышленная революция 50-х годов, то есть переход к машинной технике и к капиталистической фабрике, ускорила темпы общего хозяйственного подъема страны. По имеющимся данным за время с 1834 по 1860 г., то есть за четверть века, валовая стоимость промышленной продукции поднялась с 17 до 69 млн. далеров. С укреплением экономических позиций шведской буржуазии усилилась ее борьба за власть. Шведские либералы продолжали требовать созыва парламента, по образцу буржуазных стран, но в то же время стремились усилить буржуазные элементы в каждом из четырех сословий риксдага. До этого представители промышленного капитала не попадали в риксдаг, если они не принадлежали к привилегированному бюргерству. Поэтому еще в 1828 г. из 57 депутатов-горожан 32 были чиновники, а остальные — представители цехов, гильдий. Но в 1828 г. либералы добились распространения избирательных прав на владельцев рудников и горнопромышленных заводов. Эти представители крупного капитала теперь наравне с привилегированными бюргерами участвовали в выборах депутатов городского сословия, которые со временем превратились в оплот либеральной оппозиции в риксдаге. Представители буржуазии проникали и в другие сословия риксдага; с 1823 г. университеты и академии получили право посылать своих представителей в сословие духовенства; на основании законов 1834 и 1844–1845 гг. арендаторы имений и земельных участков участвовали в выборах депутатов крестьянского сословия. Так постепенно происходило обуржуазивание трех низших сословий риксдага. — Прим. ред.

96

[96] На основании этого закона правительство за период с 1819 по 1835 г. запретило издание 33 газет, а с обострением политической борьбы в1836—1838 гг., то есть за три года, — 31 газеты. — Прим. ред.

97

[97] В волнениях 1838 г., получивших презрительное название движения «рабулистов» («скандалистов»), принимали участие пролетарские элементы столицы, но шведский пролетариат еще не созрел для самостоятельного политического выступления, поэтому движение было использовано буржуазией в борьбе за реформы. Среди промышленных рабочих и городской бедноты пользовались влиянием радикалы, группировавшиеся вокруг газеты «Федернасланд» («Отечество»). Капитан Линдсберг, один из лидеров радикалов, издал книгу «Революция и республика», в которой обосновывал нрава народа на революцию и на республиканскую форму правления. Но в то же время радикалы выступали как типичные представители мелкой буржуазии, хотели увековечить цеховое ремесло. — Прим. ред.

98

[98] Сущность этого «сотрудничества», вызывающего восторженную оценку автора, сводится, вкратце, к следующему: во время выборов 1840 г. либералы воспользовались недовольством разорившихся цеховых ремесленников, по-прежнему имевших право посылать своих представителей в городское сословие риксдага, и получили большинство в третьем (городском) сословии. Тяжелое экономическое положение в деревне обеспечило за либеральной оппозицией большинство в крестьянском сословии. Однако использовать плоды своей победы либералы могли лишь в том случае, если бы им удалось сломить сопротивление привилегированных сословий — дворянства и духовенства, опираясь в этой борьбе на народные массы. Но либералы боялись повторения восстания «рабулистов» 1838 г. Шведскую буржуазию особенно устрашало движение революционного английского пролетариата — чартизм. Поэтому шведская буржуазия искала компромисса с дворянством, особенно с той частью дворянства, которая была заинтересована в капиталистическом развитии Швеции. Так возникла «коалиция» между либералами и в значительной степени обуржуазившейся частью шведского дворянства, — Прим. ред.

99

[99] Нет никакого основания для утверждения, будто древнее шведское самоуправление в первой половине XIX в. было «еще больше укреплено». Именно средневековая форма самоуправления — сельская община — была уничтожена генеральным размежеванием и разделом общинных земель в 1757–1827 гг. В первой половине XIX в. основой сельского самоуправления стал церковный приход. На собраниях прихожан под председательством пастора пользовались правом голоса местные землевладельцы. Законом 1842 г. приходу были подчинены народные школы. В 1843 г. постановления приходских собраний получили обязательную силу для всего населения. Несколько расширился круг лиц, участвующих в городских самоуправлениях, но во всех случаях при распределении прав строго соблюдался имущественный ценз. — Прим. ред.

100

[100] В данной формулировке выражается мысль, будто политический скандинавизм с момента своего возникновения в 30-х годах XIX в. имел единственной целью сохранение нейтралитета трех скандинавских стран, но в следующих фразах автор вынужден признать, что скандинавизм — политическое направление, открыто враждебное России. В то же самое время скандинавизм, как его понимали руководители внешней политики Швеции, стал угрозой государственной независимости Дании и оправданием национального угнетения союзной Норвегии. — Прим. ред.

101

[101] Вместо прямого ответа автор распространяется о культурном сотрудничестве скандинавских стран, он боится признать печальные последствия игры в скандинавизм, и в первую очередь — для Дании, которую в 1849 г. спасла Россия. Враждебная России политика «нейтралитета» скандинавских стран во время Крымской войны заставила царскую дипломатию пересмотреть свое отношение к шлезвиг-гольштейнскому вопросу. Этим и воспользовался Бисмарк, подготовляя военный разгром Дании. Одновременно с этим был нанесен сокрушительный удар планам шведского короля Оскара I и его преемника, хотевших создать «скандинавскую великую державу», иными словами — великодержавную Швецию. Крушение этих великодержавных планов обострило внутреннее политическое положение Швеции. Дворянство было вынуждено уступить буржуазной оппозиции в вопросе о превращении сословного риксдага в буржуазный парламент (1866 г.). — Прим. ред.

102

[102] В первой половине XVIII в. финны иммигрировали в Швецию в качестве колонистов и поселились в пустынных местах Вермланда и Далекарлин.

103

[103] Как видно из дальнейшего, в данном случае речь идет не о крестьянстве, а об аграриях, объединенных в партию «сельских хозяев». — Прим. ред.

104

[104] Под «инициативными» крестьянами Андерссон понимает кулаков, располагавших средствами для улучшения своего хозяйства. Беднякам «размежевание» принесло только ухудшение их экономического положения. — Прим. ред.

105

[105] Партия «сельских хозяев» отнюдь не являлась крестьянской партией; это была типичная организация аграриев-помещиков. Наличие значительной кулацкой прослойки не дает права считать ее крестьянской партией. — Прим. ред.

106

[106] Под «земледельцами» Андерссон понимает кулаков и часть помещиков, переводивших свое хозяйство на капиталистические рельсы. — Прим. ред.

107

[107] Описываемый здесь Андерссоном процесс роста промышленного населения как раз и является отражением все большей пролетаризации деревни, разоряющемуся населению которой оставалось только идти в промышленность, давая фабрикантам рабочую силу. — Прим. ред.

108

[108] И. Андерссон хочет создать у читателя впечатление, что в дальнейшем положение изменилось. На самом деле шведские господствующие классы проводили социальную политику в своих интересах. Профессиональные союзы и социал-демократическая партия в Швеции были заражены оппортунизмом. Только с появлением коммунистической партии Швеции шведский рабочий класс смог по-настоящему начать борьбу за свои права, против предательской политики правых социал-демократов. — Прим. ред.

109

[109] В 1883 г. в Стокгольме был образован центральный комитет профсоюзов, руководство которым находилось в руках либералов и социал-демократов. Либералы были выведены из руководства только в 1886 г. В 1889 г. состоялся учредительный съезд социал-демократической партии. В программе партии в качестве одной из основных задач выставлялась борьба за всеобщее избирательное право. Съезд предусмотрел возможность сотрудничества с буржуазией. Таким образом, еще в самом начале существования социал-демократической партии в Швеции в ней были сильны оппортунистические настроения. — Прим. ред.

110

[110] Карл Яльмар Брантинг (1860–1925), лидер шведской социал-демократии и один из вождей II Интернационала, ревизионист, сторонник соглашения и политического сотрудничества с буржуазными партиями. Во время первой империалистической мировой войны стал социал-шовинистом англо-американской ориентации; злейший враг Октябрьской социалистической революции и соучастник вооруженной борьбы против Советской России; он был министром финансов в кабинете Эдена, оказавшего в 1918 г. поддержку белофинскому правительству Свинхувуда в кровавом подавлении пролетарской революции и советской власти в Финляндии. В 1920, 1921 и 1929 гг. трижды формировал социал-демократические министерства, каждый раз подавляя революционное течение в шведском рабочем движении, выступая в роли цепного пса шведской буржуазии, «причем, разумеется, по косности часть рабочей массы идет некоторое время за этой буржуазной сволочью» (В. И. Ленин, Соч., изд. 4-е, т. 30, стр. 16). Именно поэтому И. Андерссон, как и все остальные шведские буржуазные историки, с похвалою отзывается о Брантинге. — Прим. ред.

111

[111] Свеи Хедин — известный шведский путешественник по Азии. Во время первой мировой войны выступил открытым агентом германского империализма; враждебно относится к Советской России. — Прим. ред.

112

[112] Когда первая и вторая палаты принимали разные решения по государственным вопросам и вопросам налогового обложения, вопрос решался путем общего голосования.

113

[113] Принятие закона об охране труда было результатом борьбы шведских рабочих за свои права, а вовсе не туманного «обсуждения» этого вопроса. — Прим. ред.

114

[114] Автор стремится доказать, что лучшее будущее для рабочих возможно при существовании капиталистического общества. Он пользуется приемами фальсификации фактов и статистических данных, выработанными Эд. Бернштейном, Яльмаром Брантингом и другими «теоретиками» оппортунизма и предательства интересов рабочего класса. — Прим. ред.

115

[115] Открытый К. Марксом закон постоянного снижения реальной заработной платы и обнищания народных масс в капиталистическом обществе, вопреки мнению И. Андерссона, сказывается также в истории Швеции. Об этом можно судить по данным о движении эмиграции из Швеции в США: в среднем ежегодно эмигрировало в 60-х годах XIX в. 8900, в 70-х — 10 140, в 80-х — 32 000, в 90-х годах — 20 000, в начале XX века — 22 000 человек. Массовая эмиграция из Швеции, конечно, свидетельствует о том, что реальная заработная плата и жизненные условия трудящихся не улучшились, вопреки тому, что хочет показать Андерссон. — Прим. ред.

116

[116] В 1893 г. радикальные интеллигенты и социал-демократическая партия собрали «народный риксдаг». В выборах в этот «народный риксдаг» приняло участие 150 тыс. человек, на 40 тыс. человек больше, чем на предыдущих выборах в риксдаг. — Прим. ред.

117

[117] Весной 1902 г. во время обсуждения в риксдаге условий избирательной реформы в Швеции была объявлена забастовка, в которой приняло участие около 120 тыс. рабочих (в том числе в Стокгольме свыше 40 тыс. человек). Забастовка продолжалась три дня и оказала решающее влияние на принятие проекта реформы избирательного права. — Прим. ред.

118

[118] И. Андерссон выступает защитником шведского великодержавия и поэтому склонен недооценивать значение норвежского вопроса. В. И. Ленин в статье «О праве наций на самоопределение» (1914 г.) посвящает отдельный параграф (6) вопросу отделения Норвегии от Швеции. Как указывает В. И. Ленин, «Норвегию отдали Швеции монархи по время наполеоновских войн, вопреки воле норвежцев, и шведы должны были ввести войска в Норвегию, чтобы подчинить ее себе» (В. И. Ленин, Соч., изд. 4-е, т. 20, стр. 397). Несмотря на то, что Норвегию сближают со Швецией географические условия, экономические и языковые связи, и несмотря на то, что Норвегия пользовалась чрезвычайно широкой автономией и конституцией (более демократической, чем шведская конституция), норвежский народ никогда не прекращал борьбы против ига шведской аристократии. В продолжение всего XIX в. норвежский вопрос занимал одно из первых мест в шведской политике. — Прим. ред.

119

[119] Согласно пропорциональной системе выборов депутаты той или иной партии избираются не путем состязания с другими партиями в пределах одного избирательного округа, когда выбирается представитель партии, получившей наибольшее число голосов в данном округе, а путем подсчета голосов, поданных за эту партию в пределах всей страны. При этой системе представители партии меньшинства могут пройти в парламент, даже если во всех округах кандидаты этой партии не получили количества голосов, необходимого для избрания. Ясно, что «меньшинство», о котором говорит здесь И.Андерссон, — это имущее меньшинство. — Прим. ред.

120

[120] И. Андерссон, описывая события, щадит самолюбие носителей идей шведского великодержавия, которые потерпели жестокое поражение. Народное голосование в Норвегии по вопросу об отделении состоялось 13 августа 1905 г.; результаты голосования при очень активном участии народных масс (около 80 % имеющих право голосовать) показали непопулярность в Норвегии унии; за расторжение было подано 368 200 голосов и только 184 — за сохранение унии со Швецией. Шведское дворянство и буржуазия готовились к войне. «Шведские аристократы были за войну против Норвегии, попы тоже…» — указывает В. И. Ленин в статье «О карикатуре на марксизм» (В. И. Ленин, Соч., изд. 4-е, т. 23, стр. 40). В. И. Ленин отмечает, что «война Швеции против Норвегии, проповедовавшаяся реакционерами Швеции, не удалась как в силу сопротивления шведских рабочих, так и в силу международной империалистской ситуации» (там же, т. 22, стр. 319). — Прим. ред.

121

[121] Эти ограничения касались прежде всего рабочих, сельских батраков и женщин. Первые две категории, как не имеющие постоянной оседлости, почти целиком исключались из действия новой системы Стааффа. — Прим. перев.

122

[122] Реформы, о которых говорит И. Андерссон, были проведены шведским правительством из боязни перед ростом рабочего движения, которое развивалось, несмотря на оппортунизм руководителей социал-демократической партии. Эти реформы оставляли неизменной систему эксплуатации трудящихся шведской буржуазией. — Прим. ред.

123

[123] Правые партии раздували шовинизм и всячески использовали воображаемую русскую опасность, чтобы отвлечь внимание народных масс от вопросов внутренней политики и подавить мощный подъем рабочего движения (всеобщая забастовка 1909 г.). Либералы и социал-демократы типа Брантинга понимали сущность политики правых партий, но не хотели выступить против демагогии правых, ибо сами были напуганы ростом революционных тенденций в рабочем классе. С другой стороны, военный психоз в Швеции раздувался извне агентами Германии и стран Антанты, усиленно готовившихся к войне и поэтому не жалевших средств для подготовки скандинавского плацдарма. — Прим. ред.

124

[124] Этой телеграммой Брантинг открыто выступил за классовый мир и за соглашение с буржуазией; он фактически поддерживал увеличение средств на усиление военных сил Швеции. Его заявлением немедленно воспользовалась шведская буржуазия. — Прим. ред.

125

[125] Шведские правые социалисты и центристы, открыто проповедуя «гражданский мир», должны были считаться с настроением рабочих и поэтому не всегда решались открыто голосовать за военные реформы. В данном случае ассигнования на армию проводились голосами буржуазных партий — консерваторов и либералов, а Социал-демократы своей демагогией старались сохранить доверие рабочих. Они воспользовались этим доверием для отвлечения пролетариата от классовой борьбы, для пропаганды идеи гражданского мира. — Прим. ред.

126

[126] На самом деле нейтралитет Швеции во время первой мировой войны был только кажущийся. Шведские капиталисты нажили громадные состояния на незаконной торговле военными материалами с Германией, Англией и Россией. — Прим. ред.

127

[127] Возобновившаяся во время первой мировой войны пропаганда скандинавизма по-прежнему имела своей целью подчинение Норвегии и Дании господству шведского финансового капитала и по-прежнему была направлена против России, естественным союзником против которой считался германский империализм. В наши дни пропаганда скандинавизма направлена против СССР; финансовый каптал в скандинавских странах, поддерживая идею «скандинавизма», ориентируется на США. — Прим. ред.

128

[128] Свои стратегические планы Англия строила, исходя не из желания помочь России, а из стремления отвоевать после окончания войны важные стратегические позиции против России. Проводившаяся Дарданелльская операция преследовала именно такую цель. — Прим. ред.

129

[129] Автор говорит лишь о затруднениях времен первой мировой войны, но обходит молчанием золотой дождь, который полился из воюющих стран в карманы шведских капиталистов, получавших огромные барыши на военных поставках Германии, Англии и России. — Прим. ред.

130

[130] Шведское правительство открыто способствовало финским белогвардейцам и германским интервентам в их борьбе против Советской России. Советская власть еще 31 декабря 1917 г. решением Совета Народных Комиссаров признала независимость Финляндии; 4 января 1918 г. по докладу тов. Сталина ВЦИК утвердил декрет о признании независимости Финляндии. Однако буржуазное правительство Свинхувуда превратило Финляндию в плацдарм, используемый германским империализмом для нападения на Советскую Россию. Через Швецию из Германии пересылали вооружение финским шюцкорам, в Финляндию направлялись отряды финской буржуазной молодежи, проходившие специальную военную подготовку в Германии. Когда же в самой Финляндии пролетарская революция ликвидировала буржуазное правительство и власть перешла к совету народных уполномоченных, Германия организовала интервенцию с целью захвата Финляндии под предлогом ее полного отделения от России. Швеция, формально оставаясь нейтральной, не препятствовала вербовке добровольцев, а в феврале 1918 г. пыталась захватить Аландские острова, принадлежавшие России. — Прим. ред.

131

[131] И. Андерссон боится говорить о влиянии Октябрьской социалистической революции в России на ход классовой борьбы в Швеции. Реформа избирательного права мыслилась шведской буржуазией как наиболее дешевый способ успокоения народных масс, активизировавшихся под влиянием всемирно-исторических побед русского пролетариата и крестьянства. — Прим. ред.