История шифровального дела в России - [118]

«30. Военная. Таганрог. Начальнику контрразведки полковнику Бучинскому.

Доношу: по имеющимся у меня сведениям, на юге России скрываются известные большевистские деятели японцы Гедионака и Накамура. К розыску их меры приняты. 20 сентября, полковник Анжело».

Однако большинство поступавших в отдел шифр–документов оставалось не расшифрованными. Что касается дипломатической шифрованной переписки, то она совсем не читалась.

Будучи заинтересованной в использовании данных шифрпереписки, ВЧК направляла материалы для дешифрования в военные органы. Вот один из документов:

«В Полевой штаб Реввоенсовета Республики. 14. IV. 1920.

Согласно резолюции начальника отдела обработки материалов Особого отдела ВЧК при сем препровождается три копии перехвата неприятельских радиограмм от 3 и 4 апреля с просьбой расшифровать в срочном порядке и возвратить в отдел обработки материалов 00 ВЧК».

Через двадцать дней, 4 мая 1920 г., в Полевой штаб РВСР был послан вторичный запрос по этому же делу. И лишь в июне был получен типичный для подобной ситуации того времени ответ:

«Ввиду невозможности установить ключ к этим телеграммам последние возвращаются в нерасшифрованном виде…»

Итак, мы видим, что к концу Гражданской войны Советская Россия фактически не располагала действенной и надежной криптографической службой. В начале 1921 г. вопрос о создании единого органа, который вобрал бы в себя все возможные криптографические силы республики и был бы способен организовать криптографическую деятельность на уровне ведущих иностранных государств, встал особенно остро. Причин этого можно указать несколько.

Первая группа причин кроется в итогах Гражданской войны. Мы уже говорили о том, что криптографическая служба Советской Республики периода Гражданской войны по существу заимствовала средства, методы и частично кадры царской специальной службы, и этот факт сыграл крайне негативную роль ввиду того, что для бывших царских криптографов, оказавшихся в рядах белой гвардии или в специальных службах иностранных государств, находившихся в состоянии войны с Россией, шифры, использовавшиеся советской стороной, составляли секрет полишинеля. Следует, однако, обратить внимание и еще на одно важное обстоятельство.

Как известно, еще в годы Первой мировой войны Ленин пришел к выводу о возможности победы революции в одной стране. Но это рассматривалось им как возможность, притом маловероятная. Сразу же после октября 1917 г., под влиянием общего революционного подъема в Европе, в политико–теоретической мысли большевиков возобладало представление о том, что чуть ли не вся планета стоит в преддверии всемирной пролетарской революции. Ее развитие представлялось как распространение системы Советов по всему миру. Проходивший в июльские дни 1920 г. II конгресс Коминтерна принимает знаменитый Манифест. «Коммунистический Интернационал, — говорилось в нем, — есть партия революционного восстания международного пролетариата… Советская Германия, объединенная с Советской Россией, оказалась бы сразу сильнее всех капиталистических государств, взятых вместе. Дело Советской России Коммунистический Интернационал объявил своим делом. Международный пролетариат не вложит меч в ножны до тех пор, пока Советская Россия не включится звеном в федерацию Советских республик всего мира».

Весна и лето 1920 г. в известном смысле вообще были временем переломным. К сожалению, все еще не опубликованы многие материалы, которые могли бы пролить свет на важные стороны формирования политики партии в тот период. Но обратимся к такому источнику, как стенографический отчет IX конференции РКП(б), проходившей в сентябре 1920 г.

Условия вполне выявившейся тогда неспособности держав Антанты сокрушить Советскую власть с помощью интервенции, с одной стороны, и быстрый рост революционного движения на Западе — с другой, побудили ЦК партии перейти, как говорили делегаты конференции, от «политики обороны» к «политике наступления против мирового капитала». И в качестве первого шага на этом пути была названа «советизация Поль–щи». Об этом говорили на конференции многие делегаты: Н. И. Бухарин, Ф. Э. Дзержинский, Г. Е. Зиновьев, К. Б. Радек, В. В. Оболенский (Осинский), И. В. Сталин и другие. Но, пожалуй, наиболее четко выразил общую точку зрения Л. Б. Каменев, который играл в дальнейших событиях одну из первых ролей[240].

«В продолжение двух с половиной лет, — подчеркивал он на конференции, — Советская Россия была осажденной крепостью, на которую ее враги нападали приступом… Наше наступление на Польшу было первой вылазкой осажденного гарнизона… Мы сказали, что мы достаточно сильны для того, чтобы устроить вылазку на соединение с армиями европейских пролетариев».

Мало кто из вождей Советской России сомневался в успехе наступления на Варшаву. Ф. Э. Дзержинский, например, даже в принципе не допускал срыва в Польше. «Я и в ЦК, — говорил он на сентябрьской конференции, — стоял на той точке зрения, что польский рабочий класс ожидает Красную Революционную Армию для того, чтобы избавиться от гнета помещиков и антантовского, который душит его в продолжении всего периода так называемой независимости Польши». В. И. Ленин также активно поддерживал идею наступления на Варшаву.