История русской торговли и промышленности - [162]

.

Против этих взглядов решительно выступил М. И. Туган-Барановский. Он исходит из того факта, что «Петру несомненно удалось вызвать у нас крупное производство» — это подтверждается количеством и размерами возникших при Петре фабрик; о дальнейшей их судьбе, о «подложных» фабриках он не упоминает. Возвращаясь, таким образом, к старому, приведенному выше взгляду об огромном значении деятельности Петра в области создания нашей промышленности, Туган-Барановский, однако, в отличие от указанного направления не ограничивается констатированием факта, а старается показать, что «случайные личные воззрения Петра и его преемников» отнюдь не играли решающей роли в истории нашей промышленности. Он пытается установить, что хотя в «допетровской Руси не существовало промышленного капитализма, но был развит торговый капитализм… концентрация торгового капитала, наблюдавшаяся в допетровской Руси, была вызвана не правительственными мероприятиями, а естественной эволюцией торговли, преимуществами крупной торговли перед мелкой». Дело в том, что «ничего не может быть ошибочнее представления о Московской Руси, как о государстве исключительно земледельческом, почти не имевшем торговли. Наоборот, всех иностранцев, приезжавших в XVII веке в Москву, поражало развитие торговли в этом городе и вообще склонность русских к торговле». Мало того, торговый капитал успел к этому времени проникнуть и в область промышленности. «Уже в XVII веке кустарь был в руках торговца, владевшего рынком», «торговец являлся необходимым посредником между производителем (в огромном большинстве случаев деревенским кустарем) и потребителем»^{716}. Этот-то торговый капитал, — по мнению М. И. Туган-Барановского, — и явился базисом, на котором основалось крупное производство в эпоху Петра». Но «торговец отнюдь не обнаруживал наклонности делаться самостоятельным предпринимателем и обращать своего поставщика-кустаря в наемного рабочего, работающего в мастерской хозяина». Перемена произошла лишь благодаря тому, что на сцену выступил новый фактор — государство. Последнее нуждалось в целом ряде предметов вооружения, обмундирования и т.д., и самые крупные фабрики и заводы — оружейные, пушечные, литейные заводы, суконные, парусно-полотнянные, писчебумажные фабрики — поставляли свои изделия исключительно или главным образом в казну. «Итак, — заключает он, — хотя без мер, принятых Петром, крупное производство не имело никаких шансов развиться в тогдашней России, эти меры имели успех лишь вследствие подготовленности русской экономической почвы к новым формам промышленности». Да и самая «промышленная политика Петра совершенно не была случайна, диктовалась экономической необходимостью. Промышленное производство России по западноевропейскому образцу было так же необходимо, как и переустройство ее армии на европейский лад. Для того чтобы успешно вести войну, требовались не только обученные солдаты, но также и пушки, ядра, порох, оружие, солдатское сукно, полотно» и т.д. Наконец, если «крупное производство возникло в России под непосредственным влиянием правительства», то это вовсе не является чем-либо характерным именно для русской промышленности, ибо не существует ни одной страны в мире, на Западе или на Востоке — все равно, где капитализм развился бы без деятельной поддержки правительства. Об «искусственности» русского капитализма, таким образом, говорить не приходится^{717}.

Для того чтобы дать ответ на этот поставленный в нашей литературе вопрос, необходимо прежде всего уяснить себе хотя бы в общих чертах, как совершалось развитие промышленности в эту эпоху в Западной Европе. Ведь, в сущности, проблема ставится таким образом: была ли у нас почва для создания промышленности в той же мере подготовлена, как в других государствах, или же в отличие от них вся промышленная реформа была построена на песке, не имела прочного фундамента в виде необходимого капитала и рабочей силы, в виде спроса со стороны населения на промышленные изделия. Только при таком сопоставлении выяснится, насколько искусственным являлось то направление, которое Петр дал русской хозяйственной жизни.

Прежде всего надо иметь в виду, что и в странах Западной Европы везде и повсюду — возьмем ли Англию, Голландию, Францию или Австрию, Пруссию и другие германские государства или, наконец, Скандинавский полуостров, Испанию и Португалию — создается в XVII-XVIII ст. промышленность в форме кустарного производства, отчасти — в гораздо меньшей степени — и централизованных мануфактур, причем во всех странах инициатива исходит от правительства: оно принимает всевозможные меры поощрения и содействия ее созданию и развитию. Петр Великий в этом отношении не выдумал ровно ничего нового, он применил на русской почве то, что уже до него осуществляли Кромвель и Кольбер, прусские короли, нидерландские штаты, и то, что после него практиковалось Фридрихом Великим и Марией Терезией. Везде и повсюду государство «давило на население, заставляло его выйти из обычного инертного и апатичного состояния, старалось вытащить застрявшую в грязи телегу народного хозяйства». Трогательную картину представляют собою попытки Кольбера «подталкивать своих особенно неподвижных современников», несколько ускорить их бег путем привилегий и денежных пособий, иммиграции иностранцев и ряда других мер. «Он был первым предпринимателем среди своей нации, — читаем о шведском короле Густаве Ваза, — он сумел и извлечь богатства из недр Швеции, и использовать их в интересах казны, и указать купечеству новый путь не только торговыми договорами и охранительными пошлинами, но и собственной широко поставленной морской торговлей».