История русской литературы XX в. Поэзия Серебряного века - [4]

Внутри русского модернизма эпохи Серебряного века сложились и развивались различные идейно-художественные направления и течения: символизм, акмеизм, футуризм. Направления и течения в искусстве – понятия, обозначающие принципиальную общность художественных явлений на протяжении определенного времени. Черты, объединяющие художников в том или ином направлении, течении или стиле, присущи идейно-эстетическому уровню. В современной эстетике нет единого взгляда на соотношение и объем понятий «направление» и «течение» [7]. Направление рассматривается как более широкая категория, охватывающая единство мировосприятия, эстетических взглядов, способов отображения жизни и связанная со своеобразием художественных стилей (например, классицизм, реализм, романтизм, натурализм, символизм). Такое единство часто охватывает все или многие виды искусства. Под течением обычно понимается более тесная группировка в пределах направления или менее многочисленное (менее значимое, с точки зрения всей парадигмы культуры) объединение художников с общностью идей и эстетических установок. Принадлежность художников к одному направлению или течению не исключает глубоких различий их творческих индивидуальностей.

Самым широким направлением в литературе рубежа XIX–XX вв. стал символизм, к постсимволистским течениям относятся акмеизм, футуризм, во всех его разновидностях (кубофутуризм и эгофутуризм), имажинизм.

Декаданс

Термин «декаданс» (франц. decadence – упадок) охватывает кризисные явления духовной и общественной жизни, отмеченные настроениями неприятия окружающей реальности, индивидуализмом, чувством безнадежности, тоской по идеалам, обостренной чувствительностью к преходящим мгновениям бытия, эмоциональной напряженностью переживаний необратимости смерти. Для многих поэтов и художников Серебряного века было характерно особое умонастроение, связанное с «концом века», исчезновением четких ориентиров и правил в сфере морали, ощущением «конца» традиционного искусства и начала всеобщей деградации, упадка. Такой тип мирочувствования получил название «декаданс», или «декаденство». Понятием «декаденство» обозначаются различные течения в искусстве и литературе конца XIX – начала XX в., для которых были характерны отрицание общепринятой «мещанской» морали, культ красоты как самодовлеющей и самодостаточной ценности, сопровождающийся эстетизацией греха и порока, противоречивыми переживаниями отвращения к жизни и утонченного наслаждения ею.

Декаданс был эстетической программой и этической установкой в творчестве французских поэтов Ш. Бодлера, П. Верлена, А. Рембо. Во Франции издавался журнал «Декадент» (1886–1889), основанный Анатоль Байу, в котором понятие декаданса связывается с упадком вкуса и нравов, болезнью пессимизма, вырождением, психологически изощренным и искусственным, аномальным [8]. Понятие «декаданс» стало одним из основных в критике культуры Ф. Ницше, связывавшего декаданс с возрастанием роли интеллекта и ослаблением изначальных жизненных инстинктов, «воли к власти». В русской поэзии рубежа XIX–XX вв. к декадентскому крылу относится поэзия С. Надсона, К. Фофанова, М. Лохвицкой, воплотившая некоторые предсимволистские тенденции. Д. Мережковский говорил о декадентстве как об эпохе разочарования и пересмотра эстетических норм. Тяготение к смерти, ее воспевание обнаруживаются в поэзии Ф. Сологуба, упоение собственной личностью – в раннем творчестве И. Северянина, воспевание «мимолетностей» – у К. Бальмонта.

Ф. Сологуб писал о принципиальном одиночестве человека, его «вечных» страхах: «Мы – пленные звери, / Голосим, как умеем. / Глухо заперты двери, / Мы открыть их не смеем». Ф. Гофман в статье «О религии искусства» [9] создал негативный портрет русского декадентства, выявляя такие черты, как «пустословие», «бессодержательность», «мистический мир», «зачарованность смертью», «оторванность от всего мира», эстетизация ужаса, страха, одиночества. Н. Бердяев считал, что декадентство – симптом «душевной болезни» времени. «Декадентство, – писал философ, – есть отражение бытия <…> в нем есть тоска по бытию, но нет реальности бытия» [10].

Декаденты заменяют мистику мистификацией, трансформируют религиозные переживания в эстетические, используют неклассические способы познания мира, гипертрофически интересуются «дьявольским», сатанинским, магическим, колдовским, оккультным, воспевают грех во всех его проявлениях как наиболее очевидное проявление «слишком человеческого». Черты декаданса можно обнаружить во многих произведениях символистов. В. Розанов подчеркивает, что «декадентство – это ultra без того, к чему бы оно ни относилось; это утрировка без утрируемого; вычурность в форме при исчезнувшем содержании: без рифм, без размера, однако же и без смысла поэзии – вот decadence» [11]. В. Брюсов писал: ««Декадентов» единит не стиль, но сходство и сродство мировоззрений» [12]. Различные названия декадентского мироощущения – индивидуализм, эстетство, обреченность, душевная усталость, пессимизм – подчеркивают особый эмоционально-психологический склад представителей декаданса, кризисность сознания, ощущение общего неблагополучия, отсутствие четких ориентиров и связей с реальностью. Наиболее ощутимыми декадентскими настроениями были пронизаны 1910-е гг. Свидетельница собраний на «Башне» Вяч. Иванова – центра «нового искусства» символистов и образования «Цеха поэтов», куда вошли акмеисты, Е. Кузьмина-Караваева вспоминала: «В этот период смешалось все. Апатия, уныние, упадочничество – и чаяние новых катастроф и сдвигов. Мы жили среди огромной страны словно на необитаемом острове. Россия не знала грамоту, – в нашей среде сосредоточилась вся мировая культура – цитировали наизусть греков, увлекались французскими символистами, считали скандинавскую литературу своею, знали философию и богословие, поэзию и историю всего мира, в этом смысле были гражданами вселенной, хранителями великого культурного музея человечества. Это был Рим времен упадка. Мы не жили, мы созерцали все самое утонченное, что было в жизни, мы не боялись никаких слов, мы были в области духа циничны и нецеломудренны. <…> Глубина и смелость сочетались с неизбывным тленьем, с духом умирания, призрачности, эфемерности»