История русской культуры ХХ века от Льва Толстого до Александра Солженицына - [23]

При взгляде со стороны позиция женщин в предреволюционной России, даже если говорить об образованных городских слоях, была унизительной - они не завоевали ни право голосовать, ни равных с мужчинами прав на образование и труд. Но внутри элитарных и богемных групп в Москве и Петербурге ситуация удивительным образом сложилась совершенно иная: участие одаренных женщин в культурном дискурсе всячески приветствовалось, их творческий вклад принимался с уважением и восторгом. Ветеран предреволюционного футуристического движения Бенедикт Лившиц вспоминал позднее в своей уникальной по плотности материала истории этого периода, вышедшей в 1933 году под названием «Полутораглазый стрелец», о роли Экстер и ее подруг Ольги Розановой и Натальи Гончаровой: «Эти три замечательные женщины все время были передовой заставой русской живописи и вносили в окружавшую их среду тот воинственный пыл, без которого оказались бы немыслимы наши дальнейшие успехи. Этим настоящим амазонкам, скифским наездницам прививка французской культуры сообщила только бо'лыную сопротивляемость западному «яду»...» При этом великая трагическая актриса Алиса Коонен (звезда экспрессионистского театра Александра Таирова) утверждала: «Внеш ность Гончаровой никак не вязалась с образом амазонки. Она привлекала женственностью, мягкостью, обаянием чисто русской красоты. Гладко расчесанные волосы, тонкое лицо с большими черными глазами...» А вот как описывал художественный критик Абрам Эфрос Розанову: «Ее облик отличали совершенная настороженность и бесшумная неугомонность. Впрямь, она казалась мышью, хозяйственной и тре вожной. Выставки и картины были ее мышиным царством». Другое разительное расхождение с феминистским стереотипом заключалось в том, что большинство российских «амазонок» было, по-видимому, счастливо в своих гетеросексуальных союзах. Самой знаменитой из таких пар были, конечно, Гончарова и ее многолетний соратник Михаил Ларионов - королевская чета русского авангарда, с 1917 года обосновавшаяся в Париже и оформившая там некоторые из самых знаменитых постановок антрепризы Дягилева, вроде «Шуга» Прокофьева (Ларионов) и «Свадебки» Стравинского (Гончарова). Стравинский высоко ценил талант Ларионова, но предполагал тем ik` менее, что иногда Гончарова работала за него: «Лень была его Профессией, как у Обломова...» Легендарными также стали союзы и других «амазонок»: Варвары Степановой и одного из лидеров русского авангарда Александра Родченко, и Надежды Удальцовой с художником Александром Древиным. Друживший с Удальцовой Родченко вспоминал позднее, что она «тихо и вкрадчиво говорила о кубизме. Как бы подтверждая г убизм, она имела очень интересное лицо черной монахини со сдвинутыми, смотрящими и двух совершенно разных выражениях глазами, с несколько деформированным кубистическим носом и тонкими мона
шсскими губами». По словам строгого ценителя Родченко, Удальцова «больше всех понимала кубизм и серьезнее других работала». Судьба Удальцовой и ее мужа оказалась трагичной: Древина арестовали ночью 16 февраля 1938 года, чтобы через десять дней расстрелять в сталинской тюрьме. Удальцовой о казни мужа не сообщили, и она продолжала рассылать прошения о его помиловании в разные высокие инстанции почти двадцать лет, пока в 1956 году не узнала страшной правды. Но до своей смерти в 1961 году Удальцова успела, воспользовавшись наступившей хрущевской «оттепелью», не только выставиться сама (1958), но и вновь показать, после почти четвертьвекового перерыва, работы мужа. Только тогда об Удальцовой и Древине вспомнили, чтобы вскоре забыть еще на 30 лет, до горбачевской «перестройки». ГЛАВА 4 С самого начала своего правления большевики крайне неохотно разрешали выезд за границу видных деятелей культуры. С авангардистами вопрос решался сравнительно просто: во-первых, они были людьми более или менее левой идеологии, а посему коммунисты домеряли им больше; во-вторых, власти не считали новаторов такими уж крупными шишками - если те и не вернутся в Россию, потеря будет не столь существенной. Другое дело, когда на Запад один за другим потянулись видные мейнстримные писатели и поэты, еще до революции завоевавшие популярность и уважение: Александр Куприн, Иван Бунин, Константин Бальмонт, Дмитрий Мережковский и его жена Зинаида Гиппиус. Тут советское руководство сильно забеспокоилось, особенно получив в июне 1921 года следующий меморандум от принимавшего решения по ходатайствам на выезд из России начальника иностранного отдела ВЧ К: «Принимая во внимание, что уехавшие за границу литераторы ведут самую активную кампанию против Советской России и что некоторые из них, как Бальмонт, Куприн, Бунин, не останавливаются перед самыми гнусными измышлениями, ВЧК не считает возможным удовлетворять подобные ходатайства». Теперь уж Политбюро во главе с Лениным начало обсуждать буквально каждую кандидатуру из числа желавших выехать на Запад. Наиболее скандальным оказался случай с ПОЭТОМ Александром Блоком, 40-летним лидером русского символизма и, быть может, самым любимым в тот момент поэтом в стране. Блок, которому старая Россия представлялась «страшным миром», безоговорочно поддержал большевистскую революцию и даже создал два ее самых впечатляющих лирических манифеста: ослепительную нарративную поэму «Двенадцать», где отряд красногвардейцев, патрулирующих революционный Петроград, символически приравнивался автором к двенадцати апостолам, во главе которых чудесным образом появляется сам Иисус Христос; и вдохновленное националистическими идеями своего идеологического ментора Иванова-Разумника уже упоминавшееся ранее стихотворение «Скифы», страстное и пророческое. Эти интуитивные шедевры Блока, почти сразу переведенные на основные европейские языки (во Франции они вышли с иллюстрациями Ларионова и Гончаровой), долгое время читались на Западе как наиболее глубокая и верная художественная интерпретация сейсмических революционных катаклизмов в России. Но большевики Блоку до конца не доверяли, в 1919 году даже арестовав его - правда, ненадолго - по подозрению в заговор щицкой деятельности. А когда в 1921 году от страшной усталости и хронического недоедания у Блока развился септический эндокардит (воспаление внутренней оболочки сердца) и связанное с этим воспаление головного мозга (менингоэнцефалит) и Максим Горький с Луначарским обратились к Ленину с просьбой выпустить поэта на лечение в Финляндию, то Политбюро поначалу постановило в этой просьбе отказать. Позднее Ленин и его соратники передумали, но было уже поздно: 7 августа Блок умер, оплакиваемый как жертва всей страной. Как констатировал с горечью Луначарский в своем секретном письме в ЦК партии большевиков: «...тот факт, что мы уморили талантливейшего поэта России, не будет подлежать никакому сомнению и никакому опровержению». Парадоксальным образом симпатизировавший большевикам Блок оказался первым великомучеником в святцах погибших от их руки культурных героев. Второй легендарной фигурой в этом списке стал 35-летний поэт Николай Гумилев, расстрелянный коммунистами 25 августа 1921 года вместе с шестьюдесятью другими «контрреволю пионерами», обвиненными в поддержке только что разгромленного антисоветского кронштадтского восстания. lime до революции Гумилев приобрел известность как лидер созданного им вместе с его женой Анной Ахматовой и Осипом Мандельштамом акмеистского поэтического движения, иронию