История русской идеи - [21]

Однако главной причиной духовного раскола в России в середине XVII века была не реформа Никона, не предрассудки русского человека и не «упорство в нелепых спорах об обрядовых мелочах», как её толковали позднее философы из «кружка» Владимира Соловьёва, а противоречия самой идеологии «третьего Рима». Известно, что первенство патриаршего престола исторически зависело от царской власти. Константинопольский патриарх потому и стал Вселенским, что был «столичным» в Византийской империи. Если этой империи («второго Рима») не стало, а возникла империя Российская («третий Рим»), то столичный (Московский) патриархат и должен быть теперь по логике вещей Вселенским. И хотя русские, чтобы не портить отношений, в конце концов согласились на пятое место в диптихе патриархов при учреждении патриаршества в России, но сами для себя продолжали считать свой патриархат первым и главнейшим. Но при этом неизбежно должен был возникнуть вопрос: кому же принадлежит приоритет в делах веры и Церкви – самой ли Церкви или «царству»? Патриарх Никон твёрдо решил этот вопрос в пользу Церкви. «Яко идеже Церковь под мирскую власть снидет, несть Церковь, но дом человеческий и вертеп разбойников», – говорил он. И вот тут он оказывался в полном одиночестве. Потому что и греческая иерархия, и старообрядцы одинаково отдавали приоритет и решение церковных дел «благочестивому царю». Строительство комплекса «подмосковной Палестины», включавшей в себя Иордан, Назарет, Вифлеем, Капернаум, Раму, Вифанию, Фавор, Ермон, Елеон, Гефсиманский сад, Воскресенский собор, построенный по подобию храма Гроба Господня в Иерусалиме, и т. д., было явной демонстрацией того, что не Москва (и царь), а именно этот «Новый Иерусалим» (и его владыка) становится духовным средоточием всего мирового православия. Это и послужило причиной разлада между царём и патриархом, между церковной и государственной властью в России. 10 июля 1658 года царь официально дал понять патриарху Никону, что разрывает с ним узы личной дружбы. Никон тут же оставил правление и удалился в Ново-Иерусалимский монастырь. Это было для него свидетельством каких-то апокалиптических явлений, крушения на Руси чего-то самого ценного и важного, о чём он открыто с большой скорбью говорил и писал. Рушилась гармония отношений двух глав единого общества, а вместе с этим рушился весь уклад прежней русской жизни. Желая привлечь на свою сторону противников Никона, царь возвратил из ссылки Аввакума и его единомышленников, дав им возможность открыто проповедовать против обрядовых исправлений. В этой проповеди они доходили до фантастической клеветы на Никона и хулы на всю Церковь. Царю вновь пришлось отправлять их в заточение, но было уже поздно.

В конце концов «халдейские игры», засилие «блюдолизов римских», «проклятых и льстивых дидаскалов» и русских архиереев, принимающих их учение, которые «от тъх нечистыхъ духовъ напиваются мутного пития, яко свиння кабацкия барды», привели к тому, что простолюдины, знающие «число антихриста», в 1666 вполне основательно начали готовиться к концу света. Книжники Руси помнили предсказание архимандрита Киево-Печерской лавры Захария Копыстенского о роковой дате прихода с Запада сына беззакония. Акты добровольного самосожжения или «гари», как их тогда называли, прокатились по всей стране. Крестьяне потянулись в леса, на казацкий Дон, стали строить скиты, проповедовать второе пришествие, надеясь на поголовное истребление властей и разрушение Москвы. Они полагали, что на месте старого антихристова царства будет устроено новое мессианское царство, в котором не будет ни притеснений, ни неравенства, но все будут «по созданию божьему» братья. Движение, получившее название «раскола», знаменовало собой переход России в другую фазу развития. Конец света не наступил, но вера в «Святую Русь» стала меркнуть. Низложенный патриарх Никон пробыл в ссылке 15 лет. В 1681 году уже при новом царе Фёдоре Алексеевиче он был выпущен из заточения, но по пути возвращения умер. В сентябре 1682 года в Москву были доставлены грамоты всех четырёх восточных патриархов, восстанавливающие его в сане патриарха Всея Руси.

Династический кризис, разразившийся после смерти царя Фёдора Алексеевича в 1682 году, на какое-то время погрузил Россию в хаос. Жуткие картины стрелецкого мятежа в мае 1682 года отвратили юного царевича Петра от Кремля и необратимо отвратили его от Старой Руси. На его глазах поднимали на копья и рубили бердышами Матвеева, избивали бояр Долгоруких и брата Натальи Кирилловны, шарили по дворцу в поисках Нарышкиных. Духовенство молчало, творя волю мятежников; бояре и дворяне попрятались. Уединившись в Преображенском, царь развлекался «потешными играми», знакомился с «немецкой слободкой», заводил друзей. Из детских забав эти игры превращалось в серьёзную практику. Затем случилась поездка (как бы инкогнито) в Германию, Голландию, Англию «за наукой». Познакомившись с Западной Европой, Пётр навсегда остался под обаянием её промышленных успехов. Он поставил себе задачей вооружить народный труд лучшими техническими приёмами и орудиями производства. Задав себе это дело, он затронул все отрасли народного хозяйства: земледелие, скотоводство, коннозаводство, овцеводство, шелководство, виноделие, рыболовство и т. д. «Это был крайне бережливый хозяин, зорким глазом вникавший во всякую хозяйственную мелочь; поощряя разработку нетронутых природных богатств страны, он дорожил ими, обороняя от хищнических рук, от бесцельного истребления, хлопотал об ископаемом топливе, торфе и каменном угле, из обрубков и сучьев предписывал делать оси и жечь поташ», – пишет В. Ключевский. «Нравственное величие Петра I заключалось в том, – говорит С. Соловьёв, – что он не побоялся сойти с трона и стать в ряды солдат, учеников и работников, когда сознал, что необходимо ввести в свой народ силу, до тех пор мало известную и в почёте не находившуюся, – силу умственного развития, искусства и личной заслуги». «Царь-работник», «царь с мозолистыми руками» явился в соответствии с запросами времени.