История русского языка в рассказах - [52]

В других случаях совпадают творительный и дательный падежи (но лишь во множественном числе): говорят по рукам и вместе с тем — с рукам (вместо с руками). Иногда такие формы попадают и в литературное произведение, ср. в сказке «Конек-Горбунок»: «Вдруг приходит дьявол сам с бородою и с усам».

Однако все такие совпадения падежных форм все-таки отличаются от утраты падежа. Ведь совпадения происходят не у всех существительных. Например, в одних типах склонения родительный с предложным смешиваются, а в других не смешиваются. Как говорили, так и говорят: на столе и у стола. Даже в том же типе склонения, который в единственном числе смешивает родительный и предложный, во множественном числе эти падежные формы по-прежнему различаются: у сестер и о сестрах. Совсем разные формы, и мы их не смешиваем, и в говоре они также различаются. Нет, это не утрата падежей, это их смешение.

По письменным памятникам мы можем проследить развитие нашего языка за тысячу лет. За это время произошло множество изменений: из семи типов склонения (да еще со многими вариантами) образовалось три, вместо трех чисел (единственное, двойственное и множественное) нам известно теперь только два, совпали друг с другом или вытеснили друг друга разные падежные окончания, во множественном числе почти перестали различаться существительные мужского, среднего и женского рода... И так далее до бесконечности. Сотни и сотни замен, подстановок, различных, иногда не отмеченных в памятниках изменений. В речи одного человека и в речи многих людей, случайных и намеренных, длительных и моментальных, забавных и поучительных... Это неуемное море шумит где-то за нашей спиной, оно ушло с нашими предками. Это море — их речь. В миллионах самых разных вариантов и оттенков, которые теперь не всегда восстановимы. Но взамен из всего того, что отстоялось и укрепилось, мы получили новую систему языка, систему, в которой постепенно откладывалось современное нам мышление. Простой пример: в языке древнего человека три рода (мужской, средний и женский), три числа (единственное, множественное и двойственное), девять падежей, три простых времени. Современный же язык выбирает более строгое и удобное, двоичное противопоставление. И потому постепенно образуется новое противопоставление единственного числа неединственному (и двойственное устраняется), женского рода — неженскому (и существительные среднего рода постепенно уходят из речи)... Упрощается также система падежей и времен. Язык каждый раз поворачивается своими гранями таким образом, как требуется этой именно эпохе. Из бесконечной практики речи рождается обновленный язык...

Рассказ пятнадцатый О СЛОВАХ СЕЙ И ОНЫЙ И О ТОМ, ЧЕМ ОТЛИЧАЕТСЯ ТОТ БАРБОС ОТ ЭТОГО

Вдумываясь в характер слов, в то, как они обозначают различные предметы и явления, можно подметить одну подробность. Оказывается, среди многих обычных слов попадаются и необычные по своей как будто бы неопределенности.

Стол — всегда стол, по одному слову дерево мы можем представить дерево, а услышав мальчик, — приблизительно описать, как этот мальчик должен и может выглядеть.

А Вася? Вы можете описать, как выглядит Вася? Если среди ваших знакомых есть и Вася, вы опишите его. Еще лучше, если вы сами — Вася, тут и напрягаться не нужно. А если я попрошу описать просто Васю? Сразу — любого Васю? Не станете ли вы описывать кота? На том основании, что почти каждый кот — Вася...

Эти необыкновенные слова — самые конкретные, связанные с определенной индивидуальностью (просто Вася, просто Иван пли, например, просто Барбос) и вместе с тем это всеобщие слова (всякий Вася, всякий Иван, всякий, наконец, Барбос). В современном языке имеются какие-то ограничения в использовании подобных слов. Иван — всегда человек, взрослый мужчина. Вася может быть и приятелем, и мальчиком, может быть и соседским котом. Барбос же — определенно пес, большой и злой. Однако подобные ограничения в разные эпохи могут различаться. Было время, и не так давно, когда кошки считались дорогими и изысканными животными, их держали только господа, и Васями отнюдь не называли. Было также время, когда Барбос был известен как испанский разбойник из переводного романа, усатый и свирепый, а Полкан — как получеловек-полусобака огромной силы из «Повести о Бове королевиче», любимой сказки Пушкина. Вот тогда, в то время, было бы странно считать, что Барбос пли Полкан — это обязательно собака, да еще обязательно сторожевая собака. Тем не менее какие-то свойства Барбоса-разбойника привели к популярности и распространению собачьей клички. Теперь, когда мы позабыли о старом переводном романе, Барбос для нас всего лишь сторожевой пес, хотя и не обязательно свирепый. 

Есть и еще одна группа необычных слов, которые вообще сами по себе никакого определенного значения не имеют. Вспомните сценку из сказочной истории об Алисе в стране чудес. Мышь говорит: «Итак, я продолжаю. Эдвин и Моркар, графы Мерсии и Нортумберленда, объявили себя на стороне Вильгельма, и даже Кентерберийский архиепископ Стайджент, известный патриот, нашел это благоразумным.

— Нашел