История русского романа. Том 1 - [4]

Следует помнить, что широкое изучение проблем романа за рубежом развернулось во второй половине XIX века, в эпоху господства позитивизма, когда даже крупные представители буржуазной науки лишь в редких случаях ставили перед собой задачу теоретического обобщения накопленного исторического материала. Большинство работ зарубежных буржуазных ученых по теории и истории романа представляют в основной своей массе до сих пор либо работы идеалистического и формалисти-ческото характера, либо полезные сводки фактического материала и изложение отдельных частных наблюдений, без попытки более широко подойти к этим фактам и наблюдениям, связать их с историческим развитием общества и национальной культуры, с тем великим процессом, который В. И. Ленин назвал «художественным развитием всего человечества».[3] Лишь немногие исследования по теории и истории романа, — в частности появившиеся в последние десятилетия работы критиков-марксистов Р. Фокса,[4] А. Кеттла[5] и др., — составляют исключение из этого общего правила.

Перед советскими учеными стоит задача во многом по — новому подойти к вопросам теории и истории романа, опираясь на то научное, материалистическое понимание истории человеческой культуры, основы которого заложены в трудах Маркса и Ленина. Это относится и к специфическим проблемам изучения путей развития романа в русской классической литературе.

Тем не менее русская критика XIX века и дореволюционная литературоведческая наука накопила и некоторые ценные традиции в области изучения теоретических проблем романа, его исторического формирования и развития на русской почве.

Обсуждение теоретических проблем романа началось в русской критике одновременно с появлением его первых образцов, в середине-

XVIII века, в эпоху Тредиаковского и Сумарокова. Оно не прекращалось в течение всей первой половины XIX века, и это помоглг Белинскому стать не только первым выдающимся теоретиком, но и первым историком русского романа.

Роман стоял в центре внимания Белинского с первых шагов его критической деятельности до самого конца жизни, причем взгляды великого- критика на роман не оставались неподвижными. Они претерпели серьезные изменения в связи с общим ходом развития мировоззрения Белинского, с его эволюцией от идеализма к материализму. И однако последующие ступени в развитии Белинского не отменяли предыдущих: его- последние, наиболее зрелые высказывания о романе во многих отношениях являются развитием и завершением того, что было намечено в ранних его статьях.

Уже в статье «О русской повести и повестях Гоголя» (1835) Белинский указал на центральное место, которое роман и повесть постепенно — к 20–30–м годам XIX века — заняли в развитии мировой литературы. Белинский высказал мысль, что эта гегемония романа и повести (которая в России окончательно определилась с началом творчества Гоголя) была определена не случайными, а глубокими историческими причинами: она была обусловлена развитием не только литературы, но и общественной жизни. «Форма и условия романа удобнее для поэтического представления человека, рассматриваемого в отношении к общественной жизни, и вот, мне кажется, тайна его необыкновенного успеха, его- безусловного владычества», — писал Белинский в 1835 году о причинах господства романа в литературе XIX века.[6]

Судьбы романа как жанра уже в молодые годы Белинский связал с судьбами «реальной поэзии», целью которой является не поэтическая идеализация действительности, а «истина» — суровая, часто беспощадная жизненная правда, т. е. связал с судьбами реализма. В отличие от эпопей и трагедии, роман, по его мнению, изображает не «полубога», а обыкновенного человека, «существо индивидуальное»,[7] личность в ее взаимодействии с окружающей общественной жизнью. Поэтому роман не чуждается повседневности, в него на равных правах входят высокое и низкое, «красота» и «безобразие», самая возвышенная поэзия и самая обыденная житейская проза.[8]

Намеченная впервые в статье «О русской повести и повестях Гоголя» характеристика романа как центрального (наряду с повестью) жанра реалистической литературы XIX века получила дальнейшее развитие и уточнение в статьях Белинского 40–х годов. Белинский сформулировал в них мысль о романе как об «эпопее нашего времени».[9] На примере «Мертвых душ» Белинский в полемике с К. С. Аксаковым показал, что пафосом романа XIX века является раскрытие внутренних противоречий действительности в свете субъективного критического отношения к ней художника, его передового общественного идеала. Белинский охарактеризовал роман как наиболее широкий и свободный литературный жанр, синтетический по своему характеру, так как элементы эпического повествования в нем закономерно объединяются с лирически взволнованным, «субъективным» отношением писателя к действительности и напряженным его вниманием к наиболее острым, драматическим моментам общественной жизни.[10]

Итог своим размышлениям над теоретическими проблемами романа и его художественными задачами Белинский подвел в последней своей обобщающей статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» (1847–1848). «Роман и повесть, — писал он здесь, — даже изображая самую обыкновенную и пошлую прозу житейского быта, могут быть представителями крайних пределов искусства, высшего творчества… Это самый широкий, всеобъемлющий род поэзии; в нем талант чувствует себя безгранично свободным. В нем соединяются все другие роли поэзии — и лирика как излияние чувств автора по поводу описываемого им события, и драматизм как более яркий и рельефный способ заставлять высказываться данные характеры… На его<романа>долю преимущественно досталось изображение картин общественности, поэтический анализ общественной жизни».