История Римских Пап. Том III. Григорий I – Сильвестр II - [16]
Папа Гонорий I направил послание с поздравлениями королю Нортумбрии Эдвину в связи с его крещением, а новому Архиепископу Кентерберийскому Гонорию, преемнику скончавшегося архиепископа Юста, прислал паллий. В связи с тем, что кельтская традиция в вопросе исчисления пасхалии расходилась с римской, Гонорий I писал ирландскому духовенству, советуя использовать римский метод ее исчисления: «Папа Гонорий написал письмо к ирландцам, ошибавшимся, как мы уже говорили, в дате празднования Пасхи. Он вновь убеждал их, чтобы они не считали себя, малых числом и расположенных у самого края света, мудрее древних и новых Церквей Христовых всего остального мира и чтобы они праздновали Пасху только в дни, указанные в пасхалиях и соборных декретах епископов всего мира» (Beda Venerabilis, Historia ecclesiastica gentis Anglorum, II, 19).
На обращение аббата Боббио св. Бертульфа Гонорий I вывел аббатство из юрисдикции местного епископа и подчинил его Апостольскому Престолу (Jonas abbas Elnorensis, Vita Santi Bertulfi, 6).
Гонорий I поддерживал добрые отношения с Константинополем, но там начал назревать новый богословский кризис. Византийским императорам никак не удавалось преодолеть монофизитство, что побудило императора Ираклия I предпринять еще одну попытку привести всех к религиозному единству с помощью новой христологической формулы, предложенной Константинопольским патриархом Сергием I: Иисус Христос, имея две природы, божественную и человеческую, имел одну волю и действовал одной энергией. Однако с критикой ее выступил Иерусалимский патриарх Софроний I. Сергий I обратился к Папе с письмом, в котором осудил деятельность Софрония I, как ведущую к расколу Церкви, и предложил использовать термин «одна воля».
Гонорий I направил патриарху Сергию I ответное послание и еще одно письмо, написанное несколько позднее. На основании того, что оба эти письма не сохранились в подлиннике, а известны только в греческом переводе, некоторые историки отрицали их аутентичность. Современная историческая наука все же признает, что эти письма существовали, но вопрос о точности греческого перевода с латинского оригинала (а, следовательно, о точности приведенной терминологии и формулировок) так и остается неразрешенным (Galtier, 1948, p. 42–61).
Свое письмо Гонорий I начинает с фундаментального принципа, которым Апостольский Престол всегда руководствовался в вопросах вероучения: «Мы должны точно следовать тому, что приняли», и, показывая себя убежденным сторонником Халкидонского Собора, подробно излагает халкидонскую христологию. Используя выражение патриарха Сергия «одна воля», он объясняет, что у Иисуса Христа есть человеческая воля, а именно воля к добру, но не раздвоенность воли к добру и злу, присущая человеку вследствие первородного греха.
Тем не менее впоследствии III Константинопольский Собор осудил Гонория I, хотя не как ересиарха, а как епископа, не организовавшего борьбу с распространением гетеродоксального учения. При этом, однако, не были приняты во внимание принципиальные факты. Во-первых, оба монофелитских догматических эдикта «Экфесис» и «Типос» были изданы уже после смерти Гонория I. В середине 30-х годов VII века суть разгоревшегося нового богословского спора еще не была столь очевидной: не были изданы монофелитские догматические эдикты «Экфесис» и «Типос». Когда первый из этих эдиктов, «Экфесис», был издан осенью 638 года, Гонорий о нем не узнал, он умер 12 октября, до того, как этот императорский документ был доставлен в Рим. Гонорий I не был также в достаточной степени ознакомлен и с позицией Иерусалимского патриарха Софрония. Во-вторых, истинными виновниками введения монофелитства были императоры Ираклий I и Констант II, не только вводившие своими эдиктами это вероучение, но и с предельной жестокостью преследовавшие всех, кто отстаивал халкидонскую христологию, в том числе Папу Мартина I и Максима Исповедника, причем об этих мужественных борцах за веру III Константинопольский Собор вообще не сказал ни слова. В-третьих, совершенно не были приняты во внимание апологии в защиту памяти Гонория I, написанные его современниками, Папой Иоанном IV и Максимом Исповедником, которые объясняли теологическую позицию Гонория I. Так, Максим Исповедник писал, что несправедливо считать письмо Гонория I к Сергию I утверждением монофелитства, ведь в нем понтифик говорил лишь об отсутствии во Христе двух воль человеческой природы: одной – влекущей к добру, а другой – к злу: «В письме, которое Папа Римский Гонорий написал Сергию, он не отрицал две воли во Христе, хотя в нем он говорит об одной воле… Но он говорит, что в Спасителе не было присущей человеческой природе грешной воли, ведь Его зачатие совершилось без семени, и непорочное рождение Его было выше плоти, так что Он не имел грешных помыслов» (Maximus Confessor, Epistola ad Marinum presbyterum). Следуя в русле политики византийского правительства и, соответственно, считая Максима Исповедника политическим преступником, III Константинопольский собор презрительно отнесся и к его сочинениям, в том числе и к его апологии Гонория I.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.