История Рима - [89]

В общей совместной жизни сглаживались яркие особенности разных племен и народностей и усиливалась одна общая черта – изношенность, измельчание характеров. Особенно ослабел латинский характер в самом Риме. Именно здесь всего более развивался – одинаково и в высших, и в низших слоях общества – пустейший и презренный космополитизм. Тесное сближение, можно сказать, взаимное проникновение, двух даровитейших племен древности дало в последующие века огромные результаты: вся европейская цивилизация опирается на этот процесс, но в первое время смешение национальностей несло лишь горькие плоды во всех областях умственной жизни – ив религии, и в философии, и в литературе.

Римская религия была так тесно, органически связана с государственным строем, что политическая революция разрушила и ее,- и на развалинах старинных верований в высших кругах общества распространились или безверие, или философские системы, в кругах же низших – всевозможные виды суеверий.

К тому времени, когда в Риме стала исчезать старинная религиозность, эллины давно уже пережили эпоху простой веры. Веры у них уже и не было, а была лишь философия; теперь ее заимствовали у них и римляне.

Но и философская мысль Эллады изжила себя. Философия этой поры не освобождала мысль, не окрыляла ее, а заковывала в узкие рамки схоластического философствования: римляне усвоили греческую философию не в гениальных творениях Платона и Аристотеля, а от их слабейших учеников и толкователей. В Риме получили распространение школы эпикурейская, стоическая и новых академиков, последняя школа была по преимуществу критическою и диалектическою, самостоятельной системой воззрений она не проводила; учение эпикурейцев и стоиков было определеннее. Последователи Эпикура признавали, что основное начало мира косно, разнообразие вещей они объясняли механическими сочетаниями, существование богов и бессмертие души они отрицали и идеалом для человеческой жизни почитали уравновешенное существование, не возмущаемое ни духовными порывами, ни какими-либо излишествами, крайностями телесных удовольствий или неудобств. Последователи Зенона, стоики, признавали основную сущность мира изначала деятельною, признавали существование богов и их влияние на мир и идеалом человеческой жизни ставили постоянную деятельность в стремлении согласоваться с природою.

Первоначально в Риме философские учения встретили прием весьма недружелюбный. Нерасположение к философии установилось здесь с первого публичного дебюта представителя греческих философов Карнеада, который в 155 г. беззастенчиво защищал вероломный захват афинянами Оропа, тогда против этого ритора и всей греческой философии сурово выступил Катон, возмущавшийся цинизмом, с каким философ оправдывал явное нарушение справедливости. После этого в Риме надолго сохранилось недружелюбное отношение к философам и философии, и особенно к системе эпикурейской; эту последнюю здесь усвоили первоначально лишь в небольших кружках как оправдание всяких чувственных излишеств. Мало-помалу, однако, предубеждение стало ослабевать, и через несколько времени стоицизм распространился уже значительно.

Первоначально учение Зенона было усвоено в сципионовском кругу, но и здесь довольно скоро умозрительная часть системы была совершенно отодвинута на второй план, на первый же поставлено моральное ее учение. Со своими суровыми нравственными требованиями, со своею склонностью к казуистической морали, со своею простою, грубоватою аллегоризациею стоицизм был совершенно в духе римлян и так тесно примыкал к религии, как только может к ней примыкать философия. Утратив живое религиозное чувство, простую веру, последователи стоических учений, однако, признавали, что религиозные учения и обряды желательно сохранить для простого народа в силу практических соображений. Уже в сципионовском кругу было высказано то положение, которое так часто повторялось впоследствии, что необходимо соблюдать пред глазами толпы самым строгим образом все предписания религии, хотя для образованных людей религия эта, собственно говоря, совершенно не нужна. И вот люди, сами совершенно не веря, пресерьезно исполняли обязанности авгуров, упорно отстаивали права жреческих коллегий, требовали, чтобы народные собрания были непременно распускаемы, если авгур усмотрит неблагоприятные проявления воли богов. Они надеялись сделать веру орудием политики – и так же ошибались тогда, как многократно ошибались на этом самом пункте люди и других эпох: тот народ, который думали они обманывать религиозными обрядами и церемониями, утратил, так же как и они сами, свою старую веру, и на требования авгуров прекратить собрание граждане отвечали иной раз угрозами и насилиями.

Как всегда, и в эту эпоху смешение народов вело к смешению религиозных представлений. Глубоко встревоженная мысль человека того времени повсюду искала ответа на разные волновавшие ее и не разрешенные вопросы, она поднималась на все высоты и бросалась во все бездны. Как почва с истреблением вековых лесов быстро покрывается сорными растениями, так с исчезновением веры быстро занимают ее место всевозможные суеверия. Во всех слоях римского общества, от высших до низших – или, вернее, от низших до высших,- распространились, особенно через рабов, всевозможные верования и культы, взращенные в жаркой и душной атмосфере Востока.